Мне как будто бы жаль, но по-прежнему похуй
Заявка № 4
Название: Личный водитель.
Автор: nikitoss.
Бета: juillet
Размер: миди
Категория: слэш
Рейтинг: R
Саммари: новогодняя сказка о Звере, его хозяине и их личном водителе
читать дальшеКрасное октябрьское солнце одним боком уже зацепилось за верхние ветки полуоблетевших берез, когда Женька свернул к родной пятиэтажке. Он с тоской поднял глаза на темные окна своей квартиры и безнадежно оглядел полупустой двор. Идти домой, к изрядно поднадоевшему за последний месяц телеку не хотелось. Не торопясь шагая по кособокому тротуару к подъезду, он нащупал в кармане куртки старенькую Нокию и остановился:
«Завалиться к Матюхе?» - пальцы рассеянно поглаживали нагретый пластик. – «Та, рыженькая, вроде ничего так…»
Он вздохнул и, раздернув молнию, полез во внутренний карман за бумажником. Скривившись, пересчитал скудную наличность и, раздраженно запихнув бумажник обратно, решительно пошел дальше. Денег едва-едва хватало на опостылевшие пельмени, кадрить девочку с такими бабками – себя не уважать.
Возле подъезда его встретили истерично подвывающая сигнализацией и мигающая фарами мазда и обтянутая застиранными джинсами задница ее владельца, торчащая над распахнутым капотом.
- Здрасти, - буркнул Женька заднице, с невольной завистью окидывая взглядом машину, и захлопал по карманам, отыскивая ключи. Счастливый владелец закапризничавшей мазды поднял от мотора перемазанное лицо и оказался Коляном, соседом из квартиры напротив, с которым Женька, дембельнувшийся всего-то месяц назад, до сих пор не сталкивался.
Колян был не из их компании. Старше на несколько лет, ботаник-заучка, единственный из их двора ездивший в «английскую» школу в другом районе. Они с веселым презрением свистели ему вслед при случайных встречах, и от них же он получил намертво приклеившуюся к нему вполне безобидную кликуху Птица, но в большинстве случаев Женька с приятелями обходили его стороной, предпочитая не связываться. Несмотря на свой английский и отглаженные брюки, Птица был крепким пацаном и три раза в неделю ходил в секцию дзюдо в соседней спортшколе. После выпуска он поступил в столичный вуз со сложным названием и уехал. Женька и не вспоминал о нем все эти годы и сейчас с удивлением смотрел на дружелюбно улыбающееся, смутно знакомое лицо из детства.
- О, Женек! – Птица стянул перепачканную перчатку и торопливо подошел к нему, протягивая руку. – Здорово! Вернулся, значит?
- Вернулся, - подтвердил Женька, отвечая на крепкое рукопожатие, и замолчал. Он решительно не знал, о чем разговаривать.
- Как сам? – Птициного дружелюбия хватало на двоих. – Освоился? А я в прошлом году вернулся, как раз тебя забрали только. Антонина Петровна мне о тебе много рассказывала, я ее подвозил иногда… Жаль. Отличная была тетка.
Женька хотел сказать, что Антонина Петровна, если и была теткой, то только его, Женькиной. И какого хрена Птица говорит какое-то гребаное «жаль» про смерть единственного человека, которому было не посрать на него, Женьку, но потом посмотрел на поджавшиеся Птицины губы, глубокую складку у него между бровей, вспомнил про «иногда подвозил», вздохнул и, кивнув на откинутый капот мазды, уточнил очевидное:
- Подломилась?
- Да, - с готовностью ответил тот. – Я в общем, не очень в этом разбираюсь, сигнализация ни с того, ни с сего срабатывает… Вот, доламываю, - хмыкнул он. – На сервис видно гнать придется.
Женька припомнил усыпляющее бормотание телека в тускло освещенной спальне и решительно сбежал со ступенек, на ходу стягивая куртку.
- Что стоим, кого ждем? – уже от машины оглянулся он на Птицу. – Показывай, что там у тебя.
Они закончили в стремительно сгущающихся октябрьских сумерках, подсвечивая себе фонариком, за которым Птице пришлось сгонять домой. Японская машина, начиненная сложной электроникой, не выдержала молчаливого Женькиного напора и жизнерадостной Птициной трепотни и, в конце концов, покорно умолкла, дисциплинированно подмигивая и взревывая исключительно по делу. Птице удалось почти невозможное и Женька, запустив по локоть руки в машинное железо, пару раз с трудом удерживался от ядовитых реплик по поводу «доламываю».
- Все вроде, - как можно небрежнее, наконец выдал Женька, изо всех сил сдерживая довольную улыбку в ответ на восторженное Птицино «Ну ты силен, Женек!»
Птица искренне и от души восхищался Женькой все то время, что складывал разбросанный инструмент и запирал машину. А тот неловко топтался рядом и уже не знал, как избавиться от этого фонтана дружелюбия и красноречия. Наконец, Птица закончил суетиться вокруг машины, в последний раз хлопнул дверью, доставая с переднего сиденья плоский кожаный портфель, пискнул сигнализацией и, повернувшись к Женьке, внезапно деловым тоном поинтересовался:
- А что у тебя с работой? Нашел что-нибудь?
Женька раздраженно повел плечом. Сам того не ведая, сосед наступил на больную мозоль.
- Нет пока, - нехотя ответил Женька и дернулся уходить. – Все, бывай, Коляныч, пошел я.
- Погоди, - Птица настырно поймал его за рукав. – Ты же до армии в сервисе подрабатывал, так? Я помню, мне Антонина Петровна рассказывала. И что, не срастается?
- Тебе-то что, - начиная злиться, буркнул Женька, стараясь потихоньку освободить руку, но Птица вцепился в него, как клещ, и, судя по всему, ждал объяснений. – Не срастается, - уже откровенно зло бросил Женька и выдернул руку. – Еще вопросы?
Птица, как ни в чем не бывало, кивнул и защебетал так стремительно, что Женька едва успевал отвечать на вопросы, горохом посыпавшиеся из него.
- Права есть?
- Есть.
- Водишь хорошо?
- Не жаловались.
- Завтра свободен?
- Я каждый день свободен.
- Отлично, - пробормотал Птица себе под нос и полез в свой шикарный портфель. Покопавшись в нем, он достал блокнот, ручку, и нацарапал пару слов и номер телефона.
- Вот, - проговорил он, вырывая листок и протягивая его Женьке. – Зовут Александр Валерьевич, позвони ему завтра с утра, пораньше. Сошлись на меня. Ему нужен личный водитель. Он после аварии, ногу еле собрали, только сегодня жаловался, что скоро разорится на такси. Он хороший мужик, и машина у него шикарная. Да и деньгами не обидит.
- Спасибо, - Женька осторожно взял протянутый листок. – А как это, личный водитель?
Птица небрежно отмахнулся.
- Да ничего особенного. Ну, отвезти на работу-с работы, на переговоры там… Саныч деловой мужик, вечно мотался, а сейчас сидит как привязанный, по телефону всех строит и бесится.
Он рассмеялся какому-то воспоминанию и дружески хлопнул Женьку по плечу.
- Это неплохой вариант, Женек, - уже серьезно закончил он. – У Саныча в знакомых полгорода. Он тебе, если что, такую рекомендацию даст – тебя с дорогой душой куда угодно возьмут.
- Ага, - неизвестно чему кивнул вконец замороченный Женька.
****
На следующий день он с семи утра кругами ходил вокруг своей Нокии, смирно лежащей на кухонном столе, мучительно решая важнейший вопрос: «пораньше» - это во сколько?
В очередной раз взглянув на часы, стрелки которых, казалось, приклеились к циферблату, он со вздохом отправился в ванную. Надо было как-то пережить ближайший час - остатки здравомыслия подсказывали, что звонить незнакомому человеку в начале восьмого с просьбами о работе как-то несерьезно.
Давясь, он едва запихнул в себя неизменный бутерброд, с отвращением сделал пару глотков чая и поставив в раковину едва ополовиненную кружку, схватился за Нокию. На часах было 7:45, а у него совершенно закончилось терпение. И только набрав наизусть выученный номер и напряженно вслушиваясь в длинные гудки, он сообразил, что совершенно не подготовился к предстоящему разговору.
«Что говорить-то?» - в панике еще успел подумать он, как гудки в трубке смолкли, и низкий мужской голос, четко проговаривая слова, произнес:
- Перелыгин, слушаю.
У Женьки мгновенно взмок затылок и окончательно отнялся язык.
«Перелыгин? Какой еще Перелыгин?» - в голове царил полный ералаш.
- Я вас слушаю, - с легким нетерпением повторил голос.
Женька как-то резко психанул. С чего он так завелся? Ну, откажет ему этот… Перелыгин. Дел-то, не в первый раз.
- Здрасти, - бухнул он. – Вам водитель не нужен? Мне Коляныч ваш номер дал, сказал позвонить, пораньше, - поспешно перевел он все стрелки на Птицу.
- Коляныч? – изумленно повторил голос и замолчал на пару секунд. Женька честно пытался вспомнить фамилию соседа, но явно переоценил свои возможности. В голову почему-то лезли воробьи и галки, когда голос в трубке с явственной улыбкой поинтересовался:
- Воронков?
- Да, Воронков! – с облегчением почти закричал Женька.
- Так, все понятно, - с удовлетворением произнес голос. – Ну, вот что, молодой человек, вы не могли бы подъехать на Циолковского, 45 приблизительно через час? На личную, так сказать, встречу? Знаете, где это?
Женька поспешно заверил, что мог бы и знает и, едва попрощавшись, с облегчением нажал отбой и вытер об штаны влажные ладони. Думать о том, как жалко он сейчас выглядел, совсем не хотелось.
Циолковского, 45 оказалось огромным зданием, в прошлом принадлежащим какому-то заводу. Сейчас его мирно делили между собой несколько солидных фирм-арендаторов, о чем и уведомляли затейливые, но малопонятные вывески на входе. Женька поочередно зачел все эти ООО, ЗАО и даже ОСАО с ни о чем не говорящими названиями, и понял, что сам, без звонка, Перелыгина здесь не найдет. Роясь в кармане в поисках крошки Нокии, он отошел в сторону, к битком забитой автостоянке и тут увидел его.
Он стоял чуть в стороне, спокойно и горделиво демонстрируя окружающим лаковый изгиб кузова, сдержанно отблескивал хромом и, Женька был готов поклясться, смотрел на него сквозь хищную прорезь фар с ленивой снисходительностью вожака стаи. И Женька не выдержал. Воровато оглянувшись, и убедившись, что никому нет до него дела, он бочком подкрался к замершей зверюге и, едва сдерживая жадную дрожь в пальцах, осторожно, едва касаясь, провел ладонью по антрацитово-черному крылу. Зверюга дрогнула и подставилась под ладонь. Женька выдохнул и полез знакомиться поближе. Он как раз добрался до салона, с горящими глазами и совершенно забыв об окружающих, когда ему на плечо опустилась чья-то ладонь и смутно знакомый голос индифферентно поинтересовался:
- Понравился?
Женька с трудом включился в окружающую действительность и понял, что попал. Владельцу такой тачки вряд ли объяснишь, что он делает, согнувшись в три погибели у машины стоимостью в три с лишним куска, и зачем буквально несколько секунд назад погладил диск переднего колеса.
- Понравился, - включив остатки наглости, он, не спеша, разогнулся и, сунув руки в карманы, с вызовом посмотрел на владельца тачки-мечты, тачки-праздника, тачки-на-которую-хрен-заработаешь.
Владелец неожиданно оказался одного с ним роста, и Женька, привыкший взирать на мир сверху вниз, с высоты своих почти двух метров, удивленно моргнул и прищурился. Мужик к тому же был куда шире него в плечах, отлично одет (ну еще бы!) и, как ни странно, глядел на Женьку с мягким юмором в очень темных глазах.
- А ты ему? – неожиданно спросил незнакомец, и Женька моргнул второй раз. Странные какие-то пошли владельцы элитных тачек.
- Мне кажется, да, - неуверенно дернув плечом и чувствуя, как кровь бросается в лицо от абсурдности ситуации, но отчего-то совершенно не в силах сдержаться и промолчать, выдавил он.
Мужик непонятно дернул ртом, но, к счастью, не улыбнулся. Иначе Женька, скорее всего, не сдержался и нахамил бы ему. Или ударил. Смотреть в это гладковыбритое, холеное лицо и молча терпеть унижение почему-то было выше его сил.
- Перелыгин, - неожиданно протянул руку владелец БМВ. И Женька еле-еле успел подхватить едва не сорвавшееся с языка прочувствованное «Блядь!». Мужик был полон сюрпризов и вполне соответствовал своей машине.
Вместо этого Женька пожал протянутую руку и, ни с того ни с сего, как в детстве бухнул:
- Женек.
- Очень приятно, Евгений, - глаза Перелыгина откровенно смеялись. – Итак, главное мы выяснили. Теперь детали. Права у тебя с собой?
- Да, конечно. – Женька позорно засуетился, торопливо расстегнул молнию и полез во внутренний карман, боясь даже думать, что серое и унылое октябрьское утро принесло на хвосте такую невиданную, неслыханную удачу – оседлать мечту, почувствовать под ладонями рычание укрощенного зверя, его мощь и норов.
Перелыгин небрежно повертел в руках Женькины корочки, между делом поинтересовался, большой ли у него водительский стаж, с видимым удовлетворением выслушал сбивчивое «в армии весь последний год за рулем. Не на таком, конечно, так, дрова…» и, возвращая права, пристально взглянул Женьке прямо в глаза.
- Ну так что, Евгений, попробуем?
Женька не верил своим ушам. Вот так, запросто, ему доверят такую тачку? Через каких-то пять минут знакомства?
Он открыл рот и внезапно понял, что не может произнести ни звука. Горло сдавило, будто мягкой лапой, и он с усилием, смертельно боясь, что этот сумасшедший Перелыгин передумает в последний момент, просипел:
- Заметано.
И крепко сжал протянутую ладонь с длинными пальцами.
****
Женька работал на Перелыгина уже несколько недель. Про себя он звал его только по фамилии. У него бы язык не повернулся называть его Санычем, как это делали молодые балбесы, с которыми работал Перелыгин, и он был совершенно убежден, что Перелыгину совсем не шло его отчество, а вот фамилия была в самый раз, как раз то, что надо.
По его собственному выражению, Перелыгин «строил дома». Женька какое-то время был свято уверен, что тот строитель, но уже к исходу второго дня, помотавшись с Перелыгиным по городу, став невольным свидетелем бесконечных телефонных разговоров и личных встреч нового шефа, а главное, выяснив, что так часто упоминаемое Бюро и есть место его работы, сложил два и два и определил шефа в архитекторы. Время и вновь собранная информация лишь подтвердили его догадку.
До сих пор, на исходе второй недели, Женька просыпался как в детстве – с ощущением праздника, предвкушением длинного интересного дня. И едва ли не галопом мчался на работу, точнее, сначала на платную понтовую парковку, на которой каждый вечер оставлял Зверя. Восхищение машиной не притупилось и не стало чем-то привычным. Женька, садясь за руль и вдыхая ни с чем не сравнимый запах кожаного салона и едва уловимый – перелыгинского парфюма, мог бы поклясться, что это лучший запах на свете. Зверь был прекрасен, дерзок и непредсказуем. Женька трепетал перед его мощью и совершенством и безмерно уважал за суровый нрав.
Обычно они со Зверем забирали Перелыгина из его городской квартиры часов в восемь, возили по всему городу весь день, с небольшими перерывами на неизбежные совещания и летучки, и отвозили домой по-разному, но почти всегда ближе к девяти вечера. Женька не жаловался. Во-первых, Перелыгин был более чем щедр и с лихвой оплачивал все сверхурочно накатанные часы. Тот единственный раз, когда Женька, краснея и запинаясь, попробовал было что-то пролепетать по поводу «слишком много», закончился сдвинутыми перелыгинскими бровями и полной яда фразой о том, что «он вполне дееспособен, чтобы самому решать, кому и сколько платить за оказанные услуги». А во-вторых…
Надо было признаться, что Женька все-таки попал. Сразу же, с первого дня, со своего сиплого «заметано». Он восхищался Перелыгиным откровенно и безудержно, с восторгом ловил каждое слово, срывался исполнять любое поручение и просьбу, и как мальчишка с нетерпением искал потом одобрение в темных, без блеска, глазах. Он даже смирился и терпел перелыгинского
«Евгения», пусть и ненавидел это имя всей душой и предпочитал всему остальному привычное «Женек». Ведь это был Перелыгин, ему было можно.
Сам того не подозревая, Перелыгин почти полностью соответствовал Женькиной модели «настоящего мужика». Воспитанный теткой, пацаном Женька скорее бы удавился, чем признался, как завидует своим приятелям, между делом небрежно бросавшим «а вот отец сказал…». У него было достаточно времени, чтобы от восхищения и зависти перейти к нормальному юношескому цинизму, но это ничуть не мешало продолжать фантазировать, шлифуя и улучшая свой идеал, с годами добавляя к нему все новые и новые черты, посмеиваясь и издеваясь уже над самим собой. И вдруг Перелыгин.
Не похожий ни на кого, успешный, жесткий, уверенно прогибающий под себя людей и обстоятельства. Женька был так очарован воплощением своих фантазий, что легко прощал ему мелкие нестыковки с взлелеянным образом за один одобрительный взгляд и улыбку. А еще Перелыгин был владельцем Зверя. Женька, любивший и ценивший хорошие тачки до самозабвения, не мог не видеть, как идеально они совпадают во всем, до смешного, до самых незначительных мелочей, и лучшей рекомендации для него не существовало.
Они были так похожи: Зверь и его хозяин. Перелыгин так же рычал на подчиненных и так же хищно скалился, разговаривая с облажавшимся застройщиком. Они оба были мощными созданиями, от которых так и перло энергией, и Женька, уже ничему не удивляясь, наблюдал, как Перелыгин, не зная усталости, мотался с объекта на объект, категорически игнорируя палку и лишь все сильнее припадая на больную ногу. С удобством устроившись на широченном заднем сидении и обложившись бумагами, он успевал переделать кучу дел, читая, подписывая, отчитывая кого-то по телефону и назначая встречи. Женька, бесстыдно игнорируя свои прямые обязанности, казалось, мог часами рассматривать его в зеркало заднего вида, теша себя надеждой, что загруженный сверх всякой меры Перелыгин ничего не замечает. К вечеру этот бесконечный хоровод утихал, и Перелыгин, уже откровенно подволакивая ногу, садился к Женьке, вперед. Салон Зверя был большой и просторный, но впереди Перелыгин мог полностью вытянуть ноющую конечность и лишь виновато улыбался в ответ на Женькино ворчание. Вечер, когда Женька вез шефа домой, был их временем, он с нетерпением ждал его весь день. Отчего-то ему ужасно хотелось думать, что и Перелыгин тоже.
По вечерам Перелыгин был другим. Хищник утихал и становился игривым домашним котенком. Перелыгин травил анекдоты и забавные истории, расспрашивал Женьку о службе в армии и даже смеялся, по-настоящему смеялся – легко и непринужденно. У него совершенно отсутствовало ощущение личного пространства и он, рассказывая очередную историю, увлекшись, то и дело касался то Женькиной руки, то колена. Поначалу Женька с непривычки шугался, пока однажды не поймал себя на том, что подставляется под перелыгинскую руку не хуже, чем Зверь под его собственную, с удовольствием и едва ли не с нетерпением. Открытие сбило его с толку совсем ненадолго, и Женька решил забить и не париться по мелочам. Перелыгин был слишком успешен и популярен, и вполне мог позволить себе небольшие причуды, и не его вина, что Женька так неадекватно реагировал на такую ерунду, как дружеский подзатыльник.
Но мелочи, маленькие крючочки, возникали снова и снова, цепляли и не отпускали, противным комариным звоном зудели в ухо, и отмахиваться от них с каждым разом становилось все сложнее и сложнее. Они были совершенно безобидны и, на первый взгляд, абсолютно невинны. Женька при всем желании не смог бы объяснить, почему ему так запал тот случай, когда однажды, после очередного звонка, Перелыгин раздраженно отшвырнул на сиденье телефон и моча глядел в окно минут пять. А потом неожиданно рассказал Женьке историю о давнем приятеле, который сначала пропал на полгода, а теперь вот женился в прошедшие выходные, на умнице и красавице, женился на далеких теплых островах. Банальная история со свадьбой в финале, вот только рассказывал ее Перелыгин, зло и презрительно скалясь и выплевывая слова как камни, тяжело и с усилием. А Женька долго не мог понять, как чья-то свадьба могла довести Перелыгина до такой степени раздражения, и с легким недоумением думал, что же это за приятель, который мог так спокойно игнорировать его шефа.
Последний случай был уже совсем какой-то нелепый и странный. Женька вез тогда Перелыгина за город, «на дачу». По Женькиным понятиям, домина в сосновом лесу была чем угодно, но не дачей, вот усадьбой – пожалуй, но Перелыгин упорно называл махину «дачей», а кто такой Женька, чтобы спорить с ним? Была пятница и, как это часто случается, какая-то по-особенному сумасшедшая пятница. К вечеру Прелыгин едва дотащился до них со Зверем, и Женька сделал вид, что не слышит, как он с шипением сквозь стиснутые зубы устраивает поудобнее больную ногу и потом шелестит блистером обезболивающего. Перелыгин еще немного повозился и, откинувшись на сиденье с высоким подголовником, закрыл глаза.
«Уснул», - покосился на него Женька и убрал звук в колонках до неясного бормотания. Они долго толкались по пятничным пробкам, Женька тихонько матерился и нырял во дворы, объезжая и срезая везде, где только возможно. Вырвавшись за город, он облегченно перевел дух и прибавил газу. Зверь довольно фыркнул и наддал, мягко разгоняясь. Женька счастливо улыбнулся, вместе со Зверем предвкушая несколько десятков километров почти пустой дороги, и расслабился.
Он почувствовал это не сразу. Но в какой-то момент ощущение дискомфорта от чужого взгляда, стало настолько сильным, что он, невольно нахмурившись, дернулся, глянул по зеркалам, чтобы в очередной раз убедиться, что по-прежнему едет в относительном одиночестве и только потом додумался посмотреть направо. Перелыгин, оказывается, и не думал спать. С удобством развалившись на соседнем сиденье, Перелыгин смотрел на него как-то хищно и едва ли не голодно, скривив в непонятной усмешке рот. Перехватив его растерянный взгляд, Перелыгин не смутился и глаз не отвел. Лишь прищурился и продолжал смотреть все с тем же непонятным выражением.
«Пьяный что ли?» - нервно подумал Женька и снова покосился на соседа. Тот, как никогда, был сейчас похож на Зверя, сжатый в пружину, большой и сильный хищник. Женьке некогда было смотреть на дорогу, когда рядом сидел непонятно чему скалящийся Перелыгин. Зверь вильнул раз и другой, недовольно подчиняясь дрогнувшей Женькиной руке и Перелыгин, напоследок ухмыльнувшись как-то уж совсем плотоядно, неожиданно больно дернул его за ухо, разом приводя в чувство.
- На дорогу смотри, - резко произнес он и Женька, чувствуя, как непонятно с чего полыхают щеки, отвернулся и до самой «дачи» больше не смотрел на переработавшее начальство.
Он молча высадил Перелыгина у ворот, дождался, когда тот откроет кованую высокую калитку, и уже совсем было тронулся, когда Перелыгин вдруг обернулся и снова взглянул на него, с тем же бешеным голодом в глазах и нехорошей, непонятной усмешкой. Потом еще долго Женька ругал себя за то, как резко ударил по газам, и как обиженно взревел Зверь, рванув с места, оставляя далеко позади своего ненормального хозяина. К счастью, выходных оказалось вполне достаточно, чтобы он смог себя убедить, что половина увиденного ему просто почудилась и постараться забыть оставшуюся половину.
Забирая в понедельник Перелыгина с «дачи», он широко улыбнулся на неизменное перелыгинское «Доброе утро, Евгений» и вырулил на дорогу, испытывая смутное облегчение и упрекая себя за мнительность.
****
Как-то, ближе к обеду, Перелыгин подозрительно быстро вернулся с объекта, на котором в последнее время проводил большую часть своего времени. Он почти бегом прохромал к машине и, распахнув переднюю дверь, рухнул рядом с Женькой.
- На вокзал, опаздываем, - односложно бросил он и отвернулся к окну. Женька тут же завел Зверя и рванул вперед. Перелыгин промолчал всю дорогу, так и не повернувшись в Женькину сторону, и тот гнал Зверя, едва замечая светофоры и пешеходные переходы, перестраиваясь из ряда в ряд, подрезая, и лишь помаргивал аварийкой, извиняясь за свое беспардонное хамство. Он ничего не мог поделать, ведь Перелыгин опаздывал, а для Женьки это было куда важнее, чем сосущее предчувствие надвигающегося пиздеца.
Все шло не так. Это был их тайный знак, своеобразный пароль – Перелыгин на переднем сиденье. Усаживаясь вперед, Перелыгин будто переходил некую границу, и они были только вдвоем, а всё и вся оставалось там – за тонированными стеклами Зверя. Но сегодня Перелыгин вел себя так, будто никакого Женьки вообще не существовало, полностью погрузившись в себя и отгородившись непробиваемой стеной молчания, граничащего с отчуждением. До Привокзалки они доехали в рекордно короткие пятнадцать минут, и Женька, забывшись, повернул разгоряченное лицо к Перелыгину, ожидая увидеть такое желанное одобрение в глазах напротив, но тот уже дернул ручку, распахивая дверь, выскакивая из машины едва ли не на ходу, и, почти не хромая, быстрым шагом рванул к зданию вокзала. Женька обиженно сжал губы и тоже полез из машины, взглядом пытаясь отыскать смешавшуюся с толпой знакомую высокую фигуру. Перелыгин стоял на входе, разговаривал по телефону и, оглядываясь по сторонам, явно кого-то разыскивал в толпе. Женьке стало интересно, он щелкнул сигнализацией, запирая машину, и подобравшись поближе, нашел укромное местечко за пышной привокзальной елкой. Перелыгин тоже не терял даром времени, и, когда Женька взглянул на него в следующий раз, отыскался чуть в стороне, в компании мужика с неприлично огромным багажом. Вокруг очень стройного, почти тонкого мужчины, громоздился ворох из трех огромным баулов отличной светлой кожи и Женька, напрочь забыв про носильщиков, лишь подивился, как этот хлыщ умудрился дотащить их сюда. По большому счету, Женьке было плевать на чужой багаж, но вот на мужика, которого Перелыгин сейчас держал за руку – за руку, блядь! – совсем, совсем нет. Женька, сам того не замечая, опасно далеко высунулся из-за елки, во все глаза рассматривая хлыща, стоявшего к нему вполоборота и что-то весело говорившего улыбающемуся Перелыгину. Женьке мужик не нравился категорически. В нем все было не так. Он был слишком красив, какой-то картинной, журнальной красотой, слишком свеж и отглажен для человека, только что сошедшего с поезда, и как-то напоказ, слишком шикарно и броско одет во что-то светлое и длинное, с мягкими складками. Он был как минимум лет на десять старше самого Женьки, но это не мешало ему по-мальчишески задорно смеяться, закидывая голову и играя озорными ямочками на щеках.
Женька едва удержался от того, чтобы раздосадовано не плюнуть на чистенькую привокзальную плитку и уже совсем было собрался вернуться к Зверю, как Перелыгин, на мгновение оторвавшись от собеседника, взглянул прямо Женьке в глаза и нетерпеливо взмахнул рукой, подзывая. Делать было нечего, и Женька, не торопясь поплелся к этой что-то живо обсуждавшей парочке.
- И ты, конечно, не удержался, - в донесшемся до Женькиных ушей голосе Перелыгина было столько интимной снисходительности, что ему стало не по себе. Так разговаривают только с самыми близкими друзьями или очень любимыми, балованными женщинами, прощая им если не все, то очень, очень многое.
- За кого ты меня принимаешь, moncher? – приезжий картинно изогнул бровь и, рассмеявшись, добавил. - Мальчишка был так хорош, что там и святой бы не устоял. И знаешь…
Женька споткнулся на ровном месте и успел заметить, как Перелыгин предостерегающе сжал рукав светлого, даже на вид мягкого, пальто, и хлыщ резко замолчал.
- Мой водитель, - небрежно, как показалось Женьке, произнес Перелыгин, наклоняясь и берясь за ручку одного из баулов, который, к счастью, легко покатился на невидимых колесиках. – Евгений, ты не мог бы, - рассеянно проговорил он, неопределенно кивая в сторону баулов, и Женька, скрепя сердце, подхватил два оставшихся. Приезжий, даже не повернув к Женьке головы, и нисколько не беспокоясь о судьбе оставшегося багажа, подхватил Перелыгина под руку и со смехом произнес:
- Ну, хвались, слышал, ты себе новую игрушку купил?
«Сам ты…», - едва сдержался Женька, волоча сзади чужие баулы и смертельно обижаясь за Зверя. По крайней мере, ему казалось, что только за Зверя. За прошедший неполный месяц Женька видел Перелыгина разным и с самыми разными людьми, но вот сейчас с этим хлыщом под руку шел какой-то совсем другой Перелыгин. Он в одночасье стал таким же далеким и недоступным, как Зверь. Существом из другого, неизвестного мира, вход в который таким пацанам, как Женька, был заказан. И почему-то ужасно бесил тот факт, что там, за прозрачной и крепчайшей стеной, он оказался вместе с этим надменным красавчиком, напрочь забыв о личном водителе.
Женька отвез их на городскую квартиру Перелыгина, молча стерпел все такое же рассеянное перелыгинское:
- Сегодня можешь быть свободен, Евгений. Завтра - как обычно.
Помог внести баулы в огромный лифт Перелыгинской высотки и лишь напоследок немного психанул, услышав за спиной:
- Ну что, Сашка, гульнем, как встарь? Надеюсь, ты еще помнишь, какие мне нравятся?
И ответ Перелыгина, прилетевший из-за почти закрывшихся дверей:
- Блядун ты, Митька, и не меняешься.
«По бабам поедут», - сделал логичный, как ему казалось, вывод Женька.
Он провел тоскливый, совсем как встарь, вечер перед телеком, без удовольствия высосал полторашку пива и с горя завалился спать чуть ли не в девять вечера. И спал тяжело и беспокойно, отмахиваясь от дурацких снов, в которых то и дело мелькали голые женские ляжки и слышался издевательский перелыгинский смех.
А утром Перелыгин, как ни в чем не бывало, вышел из своего подъезда и был таким же, как всегда, собранным, подтянутым и приветливым. Женька уже привычно ухмыльнулся в ответ на «доброе утро, Евгений» и потихоньку двинулся в сторону главной городской магистрали. Перелыгин как обычно устроился сзади и вовсю шуршал бумагами, и сколько ни всматривался Женька в зеркало, стараясь найти на его лице следы вчерашнего загула, видел лишь привычные гладковыбритые щеки и твердую складку губ.
- Евгений, - не отрываясь от бумаг, внезапно произнес Перелыгин, - будь добр хотя бы время от времени смотреть на дорогу, ты во мне скоро дыру просверлишь.
Женька поспешно отвел глаза и уставился на светофор, перед которым притормозил пару секунд назад.
- Извините, - пробурчал он, чувствуя, как загораются уши.
Перелыгин сзади вздохнул и перестал шелестеть бумагами:
- Ты как ревнивая жена, Евгений, - фыркнул он. Внутри у Женьки что-то екнуло, и он, не удержавшись, снова взглянул в зеркало. Перелыгин сидел, вольно откинувшись на спинку сиденья и перехватив его взгляд, улыбнулся. – Это просто очень старый друг, еще с институтских времен, - глядя прямо в глаза Женькиному отражению, произнес он. - Сейчас работает за границей, вот специально заехал повидаться. Он, конечно, понахватался всякого и немного отличается от тех, с кем ты привык общаться… - Перелыгин на мгновение запнулся, а когда заговорил снова, голос его стал немного холоднее, будто подернулся тонким, хрустким ноябрьским ледком. – Он мой друг, Евгений, уж какой есть.
Перелыгин замолчал, и в воздухе повисло непрозвучавшее «Нравится тебе это, или нет».
Всю оставшуюся дорогу до Бюро Женька тщательно соблюдал дистанцию и скоростной режим. Внутри у него громыхал фейерверк такой силы, что временами заглушал все посторонние звуки. Перелыгин впервые заговорил с ним как с равным, да черт возьми, он объяснялся, чуть ли не оправдывался! Женька подумал и уже в который раз немного сбавил скорость. Не хватало еще, чтобы Зверь пострадал из-за его, Женькиных, непростых отношений с Перелыгиным.
Все полетело в тартарары на следующий же день.
Во-первых, всю ночь шел снег, густо и не торопясь засыпая осеннюю грязь. В связи с чем на дорогах творился просто ад кромешный, именуемый в народе как небезызвестный «день жестянщика». Женька недолго радовался, что его стараниями Зверь вот уже неделю щеголяет новенькой зимней резиной. Весь день он ездил с опаской, матеря про себя безголовых водил, не озаботившихся своевременным визитом в шиномонтаж. Женька и положил бы на благополучие их тачек, но они могли зацепить Зверя, а вот этого невозможно было допустить даже в мыслях. Проезжая мимо очередной аварии, он страстно мечтал только об одном: чтобы сегодня Перелыгин свернул свои дела пусть не пораньше, так хотя бы вовремя, без задержек. И когда тот, будто подслушав его мысли, непривычно рано вышел из Бюро и, усевшись как обычно впереди, скомандовал «домой», Женька радостно встрепенулся и, не торопясь, поехал наизусть выученным маршрутом. Зверь, бесспорно, отличная машина, но береженого, как известно, бог бережет.
Они как раз обсуждали последнее заявление Громова о том, что Московская область «вышла из заявки» на проведение у себя Чемпионата мира восемнадцатого года, дружно сойдясь на том, что Громов не дурак и умеет считать деньги, как у Перелыгина зазвонил телефон. В этом не было ничего необычного, телефон Перелыгина редко давал ему передышку больше, чем на четверть часа. И Женька сосредоточился на дороге, пока Перелыгин, молча, слушал о чем-то квакающую в тишине салона трубку.
- Ты с ума сошел, - неожиданно мрачно произнес Перелыгин. – Только через мой труп.
Трубка издала несколько требовательных трелей и выжидающе умолкла. – Хрен с тобой, через пятнадцать минут! – неожиданно рявкнул Перелыгин и, не дослушав собеседника, нажал отбой.
Женька с сожалением стал притормаживать. Программа на вечер явно менялась. Он вопросительно взглянул на Перелыгина и увидел, что тот в замешательстве трет переносицу, явно не зная, что сказать.
- Куда едем? – ободряюще улыбнувшись, спросил Женька. Перелыгин как-то странно взглянул на него, постукивая зажатым в ладони телефоном по колену:
- Тут недалеко, - наконец произнес он. – На светофоре свернешь направо, дальше я покажу.
Они недолго петляли слабо освещенными переулками и скоро оказались в центре, в старой части города. Перелыгин, молчаливый и напряженный, лишь изредка ронял «прямо, за фонарем - в арку» и озабоченно хмурился.
Наконец они оказались на тихой улочке, с аккуратными отреставрированными особнячками, вылизанными тротуарами и парковкой, чинно уставленной такими машинами, при одном взгляде на которые Женька был вынужден признать их достойной компанией для Зверя. Едва они припарковались, как Перелыгин вышел и, прежде чем захлопнуть за собой дверь, бросил Женьке:
- Я не надолго.
Женька кивнул и отстегнулся. Снег почти перестал, и он решил немного размяться, а заодно и оглядеться. Он был уверен, что неплохо знает город, но сюда заехал впервые. Райончик явно был не из дешевых, и, судя по всему, в старинных особняках вполне себе благополучно жили, и жили неплохо. Редкие прохожие чинно выгуливали собачек, везли детей в колясках. За кованой оградой, на отлично освещенной детской площадке, несколько пацанов лет шестнадцати лениво перебрасывались снежками и ржали на весь двор, как потерпевшие.
Идиллия была разрушена в одночасье. Тяжелая дверь подъезда подозрительно легко распахнулась и на непритоптанный снег вывалилась пьяно орущая, хихикающая, пританцовывающая и решительно ни на кого не обращающая внимания компания. Вначале обалдевшему Женьке показалось, что их как-то слишком много и что девицы какие-то странные, то ли укуренные, то ли ужратые в драбадан. Но, проморгавшись, он понял, что, во-первых, их всего-то четверо, а во-вторых, в развеселой компании нет ни одной девицы. Зато есть сдержанно матерящийся Перелыгин, едва ли не за шкирку бесцеремонно тащивший давешнего заезжего хлыща и есть два молодых пацана, вертлявых и одетых более чем нестандартно. Их-то он и принял поначалу за девиц. Пацаны, один - в узких кожаных брючках и маечке, открывавшей живот, в котором что-то подозрительно блестело, второй – в не менее узких шортиках и высоченных ботинках со шнуровкой, настолько выбивались из Женькиного представления о том, как должен одеваться нормальный мужик, что он стоял, едва не открыв рот и глядя на это веселящееся непотребство без единой мысли в разом опустевшей голове.
В себя его привел резкий свист, и ехидный мальчишеский голос, произнесший:
- Гляди-ка, Олдсик, пидоры!
- Это Владик из пятой, - снисходительно пояснил второй голос. – Второй день квасит. Папика подцепил и отрывается. Смотри-ка, дружка приволок, никак групповушка намечается? В прошлый раз они так зажигали – никакая звукоизоляция не спасала, пыль до небес стояла.
Веселящаяся компания чихать хотела на окружающих, медленно продвигаясь в сторону Женьки и продолжая бурно резвиться. Откуда-то появилась бутылка шампанского, которую немедля пустили по кругу, заливая снег и друг друга белой праздничной пеной. Увлеченная шампанским, компания остановилась достаточно близко, чтобы Женька имел сомнительное удовольствие пронаблюдать, как парень в брючках, оторвавшись от бутылки, икнул и, как в плохом анекдоте, пьяно растягивая гласные, проныл, обращаясь к Перелыгину:
- Котик, не ломай кайф, расслабься. Смотри, какого я тебе мальчика припас.
- Санька, - заржал перелыгинский хлыщ, покачиваясь и цепляясь за его плечо. – Перестань ругаться! Ты слышал, коо-отик, котик же! – он менторски поднял палец. – Котики, да будет тебе известно, не ругаются. Они… - он покачнулся и был подхвачен Перелыгиным, - они л-ласковые и люююбят хорошеньких мальчиков! – хлыщ с облегчением закончил фразу и обмяк в перелыгинских объятиях.
- Ну так что, мальчики, - между тем деловито спросили «шортики», - продолжим вчетвером? О, да, ты на тачке! - взвизгнул он на весь двор, внезапно обернувшись в сторону застывшего рядом со Зверем Женьки. – Кататься! Всем кататься!
- Так, - с тихим бешенством оборвал его Перелыгин. – Заткнулись и пошли на хуй! Оба! Немедленно!
Он в два яростных прыжка оказался возле машины и буквально втолкнул на заднее сиденье вяло сопротивляющегося хлыща, затем обернулся и, бешено сверкнув глазами в сторону столбом застывшего посреди всего этого непотребства Женьки, прошипел:
- Что застыл? Хочешь к ним присоединиться?!
Женька отмер и кинулся за руль.
Он не помнил, как разворачивался на узкой улочке и каким образом сам, без подсказок, нашел дорогу обратно. До боли сжимая руль Зверя, он невидяще глядел перед собой, проскакивая дворы и переулки. Сзади копошился и что-то невнятно бормотал перелыгинский приятель и время от времени раздраженно шипел Перелыгин. Женька, забыв про безопасность и прочую ерунду, что так волновала его еще пару часов назад, резко притормозил напротив перелыгинского дома и мертвым голосом сообщил:
- Приехали.
Сзади снова завозился хлыщ, неожиданно резво сунулся вперед между сиденьями и на удивление трезвым голосом скучно произнес, обдавая Женьку сложносочиненным сочетанием алкоголя:
- Так, ну все ясно. Хороший выбор, Санек, одобрям-с. И где ты только их находишь? Таких ладненьких? Брови-то, брови как сдвигает, ты только глянь на него!
- По-моему, кто-то нарывается, - проскрежетал сзади Перелыгин, и хлыщ, ехидно заржав, распахнул дверь, приговаривая:
- Сам, сам, и не надо меня пихать. Я все понял! – он на удивление проворно полез из машины. – Целочки требуют особого отношения, ведь так, Санька? – донеслось до Женьки и тут Перелыгин, хвала небесам, что есть силы шваркнул дверью, и в салоне ненадолго воцарилась тишина. Женька сидел, все так же сжимая в ладонях руль и глядя прямо перед собой. Хотелось заорать, кого-нибудь убить, напиться до беспамятства и все забыть. Сделать хоть что-нибудь, только бы отключиться, не думать и не принимать решений.
На него пахнуло свежим, морозным воздухом и он с усилием повернул голову. Перелыгин смотрел на него взглядом бесконечно усталого человека, с пониманием и сочувствием. Внезапно Женьке почудилось, что сейчас он улыбнется и скажет что-то типа:
«Забей, Женек, все фигня. Ну, вот такой у меня дружбан, но к нам-то с тобой это не имеет никакого отношения, сечешь?» Видно, что-то такое мелькнуло на его лице, отблеск неясной надежды, потому что Перелыгин сморщился, будто хлебнул кислого, и, четко проговаривая слова и глядя прямо в Женькины глаза, произнес:
- Мы те, кто мы есть, Женька. И ни оправдываться, ни просить прощения я не собираюсь.
продолжение в комментариях
Название: Личный водитель.
Автор: nikitoss.
Бета: juillet
Размер: миди
Категория: слэш
Рейтинг: R
Саммари: новогодняя сказка о Звере, его хозяине и их личном водителе
читать дальшеКрасное октябрьское солнце одним боком уже зацепилось за верхние ветки полуоблетевших берез, когда Женька свернул к родной пятиэтажке. Он с тоской поднял глаза на темные окна своей квартиры и безнадежно оглядел полупустой двор. Идти домой, к изрядно поднадоевшему за последний месяц телеку не хотелось. Не торопясь шагая по кособокому тротуару к подъезду, он нащупал в кармане куртки старенькую Нокию и остановился:
«Завалиться к Матюхе?» - пальцы рассеянно поглаживали нагретый пластик. – «Та, рыженькая, вроде ничего так…»
Он вздохнул и, раздернув молнию, полез во внутренний карман за бумажником. Скривившись, пересчитал скудную наличность и, раздраженно запихнув бумажник обратно, решительно пошел дальше. Денег едва-едва хватало на опостылевшие пельмени, кадрить девочку с такими бабками – себя не уважать.
Возле подъезда его встретили истерично подвывающая сигнализацией и мигающая фарами мазда и обтянутая застиранными джинсами задница ее владельца, торчащая над распахнутым капотом.
- Здрасти, - буркнул Женька заднице, с невольной завистью окидывая взглядом машину, и захлопал по карманам, отыскивая ключи. Счастливый владелец закапризничавшей мазды поднял от мотора перемазанное лицо и оказался Коляном, соседом из квартиры напротив, с которым Женька, дембельнувшийся всего-то месяц назад, до сих пор не сталкивался.
Колян был не из их компании. Старше на несколько лет, ботаник-заучка, единственный из их двора ездивший в «английскую» школу в другом районе. Они с веселым презрением свистели ему вслед при случайных встречах, и от них же он получил намертво приклеившуюся к нему вполне безобидную кликуху Птица, но в большинстве случаев Женька с приятелями обходили его стороной, предпочитая не связываться. Несмотря на свой английский и отглаженные брюки, Птица был крепким пацаном и три раза в неделю ходил в секцию дзюдо в соседней спортшколе. После выпуска он поступил в столичный вуз со сложным названием и уехал. Женька и не вспоминал о нем все эти годы и сейчас с удивлением смотрел на дружелюбно улыбающееся, смутно знакомое лицо из детства.
- О, Женек! – Птица стянул перепачканную перчатку и торопливо подошел к нему, протягивая руку. – Здорово! Вернулся, значит?
- Вернулся, - подтвердил Женька, отвечая на крепкое рукопожатие, и замолчал. Он решительно не знал, о чем разговаривать.
- Как сам? – Птициного дружелюбия хватало на двоих. – Освоился? А я в прошлом году вернулся, как раз тебя забрали только. Антонина Петровна мне о тебе много рассказывала, я ее подвозил иногда… Жаль. Отличная была тетка.
Женька хотел сказать, что Антонина Петровна, если и была теткой, то только его, Женькиной. И какого хрена Птица говорит какое-то гребаное «жаль» про смерть единственного человека, которому было не посрать на него, Женьку, но потом посмотрел на поджавшиеся Птицины губы, глубокую складку у него между бровей, вспомнил про «иногда подвозил», вздохнул и, кивнув на откинутый капот мазды, уточнил очевидное:
- Подломилась?
- Да, - с готовностью ответил тот. – Я в общем, не очень в этом разбираюсь, сигнализация ни с того, ни с сего срабатывает… Вот, доламываю, - хмыкнул он. – На сервис видно гнать придется.
Женька припомнил усыпляющее бормотание телека в тускло освещенной спальне и решительно сбежал со ступенек, на ходу стягивая куртку.
- Что стоим, кого ждем? – уже от машины оглянулся он на Птицу. – Показывай, что там у тебя.
Они закончили в стремительно сгущающихся октябрьских сумерках, подсвечивая себе фонариком, за которым Птице пришлось сгонять домой. Японская машина, начиненная сложной электроникой, не выдержала молчаливого Женькиного напора и жизнерадостной Птициной трепотни и, в конце концов, покорно умолкла, дисциплинированно подмигивая и взревывая исключительно по делу. Птице удалось почти невозможное и Женька, запустив по локоть руки в машинное железо, пару раз с трудом удерживался от ядовитых реплик по поводу «доламываю».
- Все вроде, - как можно небрежнее, наконец выдал Женька, изо всех сил сдерживая довольную улыбку в ответ на восторженное Птицино «Ну ты силен, Женек!»
Птица искренне и от души восхищался Женькой все то время, что складывал разбросанный инструмент и запирал машину. А тот неловко топтался рядом и уже не знал, как избавиться от этого фонтана дружелюбия и красноречия. Наконец, Птица закончил суетиться вокруг машины, в последний раз хлопнул дверью, доставая с переднего сиденья плоский кожаный портфель, пискнул сигнализацией и, повернувшись к Женьке, внезапно деловым тоном поинтересовался:
- А что у тебя с работой? Нашел что-нибудь?
Женька раздраженно повел плечом. Сам того не ведая, сосед наступил на больную мозоль.
- Нет пока, - нехотя ответил Женька и дернулся уходить. – Все, бывай, Коляныч, пошел я.
- Погоди, - Птица настырно поймал его за рукав. – Ты же до армии в сервисе подрабатывал, так? Я помню, мне Антонина Петровна рассказывала. И что, не срастается?
- Тебе-то что, - начиная злиться, буркнул Женька, стараясь потихоньку освободить руку, но Птица вцепился в него, как клещ, и, судя по всему, ждал объяснений. – Не срастается, - уже откровенно зло бросил Женька и выдернул руку. – Еще вопросы?
Птица, как ни в чем не бывало, кивнул и защебетал так стремительно, что Женька едва успевал отвечать на вопросы, горохом посыпавшиеся из него.
- Права есть?
- Есть.
- Водишь хорошо?
- Не жаловались.
- Завтра свободен?
- Я каждый день свободен.
- Отлично, - пробормотал Птица себе под нос и полез в свой шикарный портфель. Покопавшись в нем, он достал блокнот, ручку, и нацарапал пару слов и номер телефона.
- Вот, - проговорил он, вырывая листок и протягивая его Женьке. – Зовут Александр Валерьевич, позвони ему завтра с утра, пораньше. Сошлись на меня. Ему нужен личный водитель. Он после аварии, ногу еле собрали, только сегодня жаловался, что скоро разорится на такси. Он хороший мужик, и машина у него шикарная. Да и деньгами не обидит.
- Спасибо, - Женька осторожно взял протянутый листок. – А как это, личный водитель?
Птица небрежно отмахнулся.
- Да ничего особенного. Ну, отвезти на работу-с работы, на переговоры там… Саныч деловой мужик, вечно мотался, а сейчас сидит как привязанный, по телефону всех строит и бесится.
Он рассмеялся какому-то воспоминанию и дружески хлопнул Женьку по плечу.
- Это неплохой вариант, Женек, - уже серьезно закончил он. – У Саныча в знакомых полгорода. Он тебе, если что, такую рекомендацию даст – тебя с дорогой душой куда угодно возьмут.
- Ага, - неизвестно чему кивнул вконец замороченный Женька.
****
На следующий день он с семи утра кругами ходил вокруг своей Нокии, смирно лежащей на кухонном столе, мучительно решая важнейший вопрос: «пораньше» - это во сколько?
В очередной раз взглянув на часы, стрелки которых, казалось, приклеились к циферблату, он со вздохом отправился в ванную. Надо было как-то пережить ближайший час - остатки здравомыслия подсказывали, что звонить незнакомому человеку в начале восьмого с просьбами о работе как-то несерьезно.
Давясь, он едва запихнул в себя неизменный бутерброд, с отвращением сделал пару глотков чая и поставив в раковину едва ополовиненную кружку, схватился за Нокию. На часах было 7:45, а у него совершенно закончилось терпение. И только набрав наизусть выученный номер и напряженно вслушиваясь в длинные гудки, он сообразил, что совершенно не подготовился к предстоящему разговору.
«Что говорить-то?» - в панике еще успел подумать он, как гудки в трубке смолкли, и низкий мужской голос, четко проговаривая слова, произнес:
- Перелыгин, слушаю.
У Женьки мгновенно взмок затылок и окончательно отнялся язык.
«Перелыгин? Какой еще Перелыгин?» - в голове царил полный ералаш.
- Я вас слушаю, - с легким нетерпением повторил голос.
Женька как-то резко психанул. С чего он так завелся? Ну, откажет ему этот… Перелыгин. Дел-то, не в первый раз.
- Здрасти, - бухнул он. – Вам водитель не нужен? Мне Коляныч ваш номер дал, сказал позвонить, пораньше, - поспешно перевел он все стрелки на Птицу.
- Коляныч? – изумленно повторил голос и замолчал на пару секунд. Женька честно пытался вспомнить фамилию соседа, но явно переоценил свои возможности. В голову почему-то лезли воробьи и галки, когда голос в трубке с явственной улыбкой поинтересовался:
- Воронков?
- Да, Воронков! – с облегчением почти закричал Женька.
- Так, все понятно, - с удовлетворением произнес голос. – Ну, вот что, молодой человек, вы не могли бы подъехать на Циолковского, 45 приблизительно через час? На личную, так сказать, встречу? Знаете, где это?
Женька поспешно заверил, что мог бы и знает и, едва попрощавшись, с облегчением нажал отбой и вытер об штаны влажные ладони. Думать о том, как жалко он сейчас выглядел, совсем не хотелось.
Циолковского, 45 оказалось огромным зданием, в прошлом принадлежащим какому-то заводу. Сейчас его мирно делили между собой несколько солидных фирм-арендаторов, о чем и уведомляли затейливые, но малопонятные вывески на входе. Женька поочередно зачел все эти ООО, ЗАО и даже ОСАО с ни о чем не говорящими названиями, и понял, что сам, без звонка, Перелыгина здесь не найдет. Роясь в кармане в поисках крошки Нокии, он отошел в сторону, к битком забитой автостоянке и тут увидел его.
Он стоял чуть в стороне, спокойно и горделиво демонстрируя окружающим лаковый изгиб кузова, сдержанно отблескивал хромом и, Женька был готов поклясться, смотрел на него сквозь хищную прорезь фар с ленивой снисходительностью вожака стаи. И Женька не выдержал. Воровато оглянувшись, и убедившись, что никому нет до него дела, он бочком подкрался к замершей зверюге и, едва сдерживая жадную дрожь в пальцах, осторожно, едва касаясь, провел ладонью по антрацитово-черному крылу. Зверюга дрогнула и подставилась под ладонь. Женька выдохнул и полез знакомиться поближе. Он как раз добрался до салона, с горящими глазами и совершенно забыв об окружающих, когда ему на плечо опустилась чья-то ладонь и смутно знакомый голос индифферентно поинтересовался:
- Понравился?
Женька с трудом включился в окружающую действительность и понял, что попал. Владельцу такой тачки вряд ли объяснишь, что он делает, согнувшись в три погибели у машины стоимостью в три с лишним куска, и зачем буквально несколько секунд назад погладил диск переднего колеса.
- Понравился, - включив остатки наглости, он, не спеша, разогнулся и, сунув руки в карманы, с вызовом посмотрел на владельца тачки-мечты, тачки-праздника, тачки-на-которую-хрен-заработаешь.
Владелец неожиданно оказался одного с ним роста, и Женька, привыкший взирать на мир сверху вниз, с высоты своих почти двух метров, удивленно моргнул и прищурился. Мужик к тому же был куда шире него в плечах, отлично одет (ну еще бы!) и, как ни странно, глядел на Женьку с мягким юмором в очень темных глазах.
- А ты ему? – неожиданно спросил незнакомец, и Женька моргнул второй раз. Странные какие-то пошли владельцы элитных тачек.
- Мне кажется, да, - неуверенно дернув плечом и чувствуя, как кровь бросается в лицо от абсурдности ситуации, но отчего-то совершенно не в силах сдержаться и промолчать, выдавил он.
Мужик непонятно дернул ртом, но, к счастью, не улыбнулся. Иначе Женька, скорее всего, не сдержался и нахамил бы ему. Или ударил. Смотреть в это гладковыбритое, холеное лицо и молча терпеть унижение почему-то было выше его сил.
- Перелыгин, - неожиданно протянул руку владелец БМВ. И Женька еле-еле успел подхватить едва не сорвавшееся с языка прочувствованное «Блядь!». Мужик был полон сюрпризов и вполне соответствовал своей машине.
Вместо этого Женька пожал протянутую руку и, ни с того ни с сего, как в детстве бухнул:
- Женек.
- Очень приятно, Евгений, - глаза Перелыгина откровенно смеялись. – Итак, главное мы выяснили. Теперь детали. Права у тебя с собой?
- Да, конечно. – Женька позорно засуетился, торопливо расстегнул молнию и полез во внутренний карман, боясь даже думать, что серое и унылое октябрьское утро принесло на хвосте такую невиданную, неслыханную удачу – оседлать мечту, почувствовать под ладонями рычание укрощенного зверя, его мощь и норов.
Перелыгин небрежно повертел в руках Женькины корочки, между делом поинтересовался, большой ли у него водительский стаж, с видимым удовлетворением выслушал сбивчивое «в армии весь последний год за рулем. Не на таком, конечно, так, дрова…» и, возвращая права, пристально взглянул Женьке прямо в глаза.
- Ну так что, Евгений, попробуем?
Женька не верил своим ушам. Вот так, запросто, ему доверят такую тачку? Через каких-то пять минут знакомства?
Он открыл рот и внезапно понял, что не может произнести ни звука. Горло сдавило, будто мягкой лапой, и он с усилием, смертельно боясь, что этот сумасшедший Перелыгин передумает в последний момент, просипел:
- Заметано.
И крепко сжал протянутую ладонь с длинными пальцами.
****
Женька работал на Перелыгина уже несколько недель. Про себя он звал его только по фамилии. У него бы язык не повернулся называть его Санычем, как это делали молодые балбесы, с которыми работал Перелыгин, и он был совершенно убежден, что Перелыгину совсем не шло его отчество, а вот фамилия была в самый раз, как раз то, что надо.
По его собственному выражению, Перелыгин «строил дома». Женька какое-то время был свято уверен, что тот строитель, но уже к исходу второго дня, помотавшись с Перелыгиным по городу, став невольным свидетелем бесконечных телефонных разговоров и личных встреч нового шефа, а главное, выяснив, что так часто упоминаемое Бюро и есть место его работы, сложил два и два и определил шефа в архитекторы. Время и вновь собранная информация лишь подтвердили его догадку.
До сих пор, на исходе второй недели, Женька просыпался как в детстве – с ощущением праздника, предвкушением длинного интересного дня. И едва ли не галопом мчался на работу, точнее, сначала на платную понтовую парковку, на которой каждый вечер оставлял Зверя. Восхищение машиной не притупилось и не стало чем-то привычным. Женька, садясь за руль и вдыхая ни с чем не сравнимый запах кожаного салона и едва уловимый – перелыгинского парфюма, мог бы поклясться, что это лучший запах на свете. Зверь был прекрасен, дерзок и непредсказуем. Женька трепетал перед его мощью и совершенством и безмерно уважал за суровый нрав.
Обычно они со Зверем забирали Перелыгина из его городской квартиры часов в восемь, возили по всему городу весь день, с небольшими перерывами на неизбежные совещания и летучки, и отвозили домой по-разному, но почти всегда ближе к девяти вечера. Женька не жаловался. Во-первых, Перелыгин был более чем щедр и с лихвой оплачивал все сверхурочно накатанные часы. Тот единственный раз, когда Женька, краснея и запинаясь, попробовал было что-то пролепетать по поводу «слишком много», закончился сдвинутыми перелыгинскими бровями и полной яда фразой о том, что «он вполне дееспособен, чтобы самому решать, кому и сколько платить за оказанные услуги». А во-вторых…
Надо было признаться, что Женька все-таки попал. Сразу же, с первого дня, со своего сиплого «заметано». Он восхищался Перелыгиным откровенно и безудержно, с восторгом ловил каждое слово, срывался исполнять любое поручение и просьбу, и как мальчишка с нетерпением искал потом одобрение в темных, без блеска, глазах. Он даже смирился и терпел перелыгинского
«Евгения», пусть и ненавидел это имя всей душой и предпочитал всему остальному привычное «Женек». Ведь это был Перелыгин, ему было можно.
Сам того не подозревая, Перелыгин почти полностью соответствовал Женькиной модели «настоящего мужика». Воспитанный теткой, пацаном Женька скорее бы удавился, чем признался, как завидует своим приятелям, между делом небрежно бросавшим «а вот отец сказал…». У него было достаточно времени, чтобы от восхищения и зависти перейти к нормальному юношескому цинизму, но это ничуть не мешало продолжать фантазировать, шлифуя и улучшая свой идеал, с годами добавляя к нему все новые и новые черты, посмеиваясь и издеваясь уже над самим собой. И вдруг Перелыгин.
Не похожий ни на кого, успешный, жесткий, уверенно прогибающий под себя людей и обстоятельства. Женька был так очарован воплощением своих фантазий, что легко прощал ему мелкие нестыковки с взлелеянным образом за один одобрительный взгляд и улыбку. А еще Перелыгин был владельцем Зверя. Женька, любивший и ценивший хорошие тачки до самозабвения, не мог не видеть, как идеально они совпадают во всем, до смешного, до самых незначительных мелочей, и лучшей рекомендации для него не существовало.
Они были так похожи: Зверь и его хозяин. Перелыгин так же рычал на подчиненных и так же хищно скалился, разговаривая с облажавшимся застройщиком. Они оба были мощными созданиями, от которых так и перло энергией, и Женька, уже ничему не удивляясь, наблюдал, как Перелыгин, не зная усталости, мотался с объекта на объект, категорически игнорируя палку и лишь все сильнее припадая на больную ногу. С удобством устроившись на широченном заднем сидении и обложившись бумагами, он успевал переделать кучу дел, читая, подписывая, отчитывая кого-то по телефону и назначая встречи. Женька, бесстыдно игнорируя свои прямые обязанности, казалось, мог часами рассматривать его в зеркало заднего вида, теша себя надеждой, что загруженный сверх всякой меры Перелыгин ничего не замечает. К вечеру этот бесконечный хоровод утихал, и Перелыгин, уже откровенно подволакивая ногу, садился к Женьке, вперед. Салон Зверя был большой и просторный, но впереди Перелыгин мог полностью вытянуть ноющую конечность и лишь виновато улыбался в ответ на Женькино ворчание. Вечер, когда Женька вез шефа домой, был их временем, он с нетерпением ждал его весь день. Отчего-то ему ужасно хотелось думать, что и Перелыгин тоже.
По вечерам Перелыгин был другим. Хищник утихал и становился игривым домашним котенком. Перелыгин травил анекдоты и забавные истории, расспрашивал Женьку о службе в армии и даже смеялся, по-настоящему смеялся – легко и непринужденно. У него совершенно отсутствовало ощущение личного пространства и он, рассказывая очередную историю, увлекшись, то и дело касался то Женькиной руки, то колена. Поначалу Женька с непривычки шугался, пока однажды не поймал себя на том, что подставляется под перелыгинскую руку не хуже, чем Зверь под его собственную, с удовольствием и едва ли не с нетерпением. Открытие сбило его с толку совсем ненадолго, и Женька решил забить и не париться по мелочам. Перелыгин был слишком успешен и популярен, и вполне мог позволить себе небольшие причуды, и не его вина, что Женька так неадекватно реагировал на такую ерунду, как дружеский подзатыльник.
Но мелочи, маленькие крючочки, возникали снова и снова, цепляли и не отпускали, противным комариным звоном зудели в ухо, и отмахиваться от них с каждым разом становилось все сложнее и сложнее. Они были совершенно безобидны и, на первый взгляд, абсолютно невинны. Женька при всем желании не смог бы объяснить, почему ему так запал тот случай, когда однажды, после очередного звонка, Перелыгин раздраженно отшвырнул на сиденье телефон и моча глядел в окно минут пять. А потом неожиданно рассказал Женьке историю о давнем приятеле, который сначала пропал на полгода, а теперь вот женился в прошедшие выходные, на умнице и красавице, женился на далеких теплых островах. Банальная история со свадьбой в финале, вот только рассказывал ее Перелыгин, зло и презрительно скалясь и выплевывая слова как камни, тяжело и с усилием. А Женька долго не мог понять, как чья-то свадьба могла довести Перелыгина до такой степени раздражения, и с легким недоумением думал, что же это за приятель, который мог так спокойно игнорировать его шефа.
Последний случай был уже совсем какой-то нелепый и странный. Женька вез тогда Перелыгина за город, «на дачу». По Женькиным понятиям, домина в сосновом лесу была чем угодно, но не дачей, вот усадьбой – пожалуй, но Перелыгин упорно называл махину «дачей», а кто такой Женька, чтобы спорить с ним? Была пятница и, как это часто случается, какая-то по-особенному сумасшедшая пятница. К вечеру Прелыгин едва дотащился до них со Зверем, и Женька сделал вид, что не слышит, как он с шипением сквозь стиснутые зубы устраивает поудобнее больную ногу и потом шелестит блистером обезболивающего. Перелыгин еще немного повозился и, откинувшись на сиденье с высоким подголовником, закрыл глаза.
«Уснул», - покосился на него Женька и убрал звук в колонках до неясного бормотания. Они долго толкались по пятничным пробкам, Женька тихонько матерился и нырял во дворы, объезжая и срезая везде, где только возможно. Вырвавшись за город, он облегченно перевел дух и прибавил газу. Зверь довольно фыркнул и наддал, мягко разгоняясь. Женька счастливо улыбнулся, вместе со Зверем предвкушая несколько десятков километров почти пустой дороги, и расслабился.
Он почувствовал это не сразу. Но в какой-то момент ощущение дискомфорта от чужого взгляда, стало настолько сильным, что он, невольно нахмурившись, дернулся, глянул по зеркалам, чтобы в очередной раз убедиться, что по-прежнему едет в относительном одиночестве и только потом додумался посмотреть направо. Перелыгин, оказывается, и не думал спать. С удобством развалившись на соседнем сиденье, Перелыгин смотрел на него как-то хищно и едва ли не голодно, скривив в непонятной усмешке рот. Перехватив его растерянный взгляд, Перелыгин не смутился и глаз не отвел. Лишь прищурился и продолжал смотреть все с тем же непонятным выражением.
«Пьяный что ли?» - нервно подумал Женька и снова покосился на соседа. Тот, как никогда, был сейчас похож на Зверя, сжатый в пружину, большой и сильный хищник. Женьке некогда было смотреть на дорогу, когда рядом сидел непонятно чему скалящийся Перелыгин. Зверь вильнул раз и другой, недовольно подчиняясь дрогнувшей Женькиной руке и Перелыгин, напоследок ухмыльнувшись как-то уж совсем плотоядно, неожиданно больно дернул его за ухо, разом приводя в чувство.
- На дорогу смотри, - резко произнес он и Женька, чувствуя, как непонятно с чего полыхают щеки, отвернулся и до самой «дачи» больше не смотрел на переработавшее начальство.
Он молча высадил Перелыгина у ворот, дождался, когда тот откроет кованую высокую калитку, и уже совсем было тронулся, когда Перелыгин вдруг обернулся и снова взглянул на него, с тем же бешеным голодом в глазах и нехорошей, непонятной усмешкой. Потом еще долго Женька ругал себя за то, как резко ударил по газам, и как обиженно взревел Зверь, рванув с места, оставляя далеко позади своего ненормального хозяина. К счастью, выходных оказалось вполне достаточно, чтобы он смог себя убедить, что половина увиденного ему просто почудилась и постараться забыть оставшуюся половину.
Забирая в понедельник Перелыгина с «дачи», он широко улыбнулся на неизменное перелыгинское «Доброе утро, Евгений» и вырулил на дорогу, испытывая смутное облегчение и упрекая себя за мнительность.
****
Как-то, ближе к обеду, Перелыгин подозрительно быстро вернулся с объекта, на котором в последнее время проводил большую часть своего времени. Он почти бегом прохромал к машине и, распахнув переднюю дверь, рухнул рядом с Женькой.
- На вокзал, опаздываем, - односложно бросил он и отвернулся к окну. Женька тут же завел Зверя и рванул вперед. Перелыгин промолчал всю дорогу, так и не повернувшись в Женькину сторону, и тот гнал Зверя, едва замечая светофоры и пешеходные переходы, перестраиваясь из ряда в ряд, подрезая, и лишь помаргивал аварийкой, извиняясь за свое беспардонное хамство. Он ничего не мог поделать, ведь Перелыгин опаздывал, а для Женьки это было куда важнее, чем сосущее предчувствие надвигающегося пиздеца.
Все шло не так. Это был их тайный знак, своеобразный пароль – Перелыгин на переднем сиденье. Усаживаясь вперед, Перелыгин будто переходил некую границу, и они были только вдвоем, а всё и вся оставалось там – за тонированными стеклами Зверя. Но сегодня Перелыгин вел себя так, будто никакого Женьки вообще не существовало, полностью погрузившись в себя и отгородившись непробиваемой стеной молчания, граничащего с отчуждением. До Привокзалки они доехали в рекордно короткие пятнадцать минут, и Женька, забывшись, повернул разгоряченное лицо к Перелыгину, ожидая увидеть такое желанное одобрение в глазах напротив, но тот уже дернул ручку, распахивая дверь, выскакивая из машины едва ли не на ходу, и, почти не хромая, быстрым шагом рванул к зданию вокзала. Женька обиженно сжал губы и тоже полез из машины, взглядом пытаясь отыскать смешавшуюся с толпой знакомую высокую фигуру. Перелыгин стоял на входе, разговаривал по телефону и, оглядываясь по сторонам, явно кого-то разыскивал в толпе. Женьке стало интересно, он щелкнул сигнализацией, запирая машину, и подобравшись поближе, нашел укромное местечко за пышной привокзальной елкой. Перелыгин тоже не терял даром времени, и, когда Женька взглянул на него в следующий раз, отыскался чуть в стороне, в компании мужика с неприлично огромным багажом. Вокруг очень стройного, почти тонкого мужчины, громоздился ворох из трех огромным баулов отличной светлой кожи и Женька, напрочь забыв про носильщиков, лишь подивился, как этот хлыщ умудрился дотащить их сюда. По большому счету, Женьке было плевать на чужой багаж, но вот на мужика, которого Перелыгин сейчас держал за руку – за руку, блядь! – совсем, совсем нет. Женька, сам того не замечая, опасно далеко высунулся из-за елки, во все глаза рассматривая хлыща, стоявшего к нему вполоборота и что-то весело говорившего улыбающемуся Перелыгину. Женьке мужик не нравился категорически. В нем все было не так. Он был слишком красив, какой-то картинной, журнальной красотой, слишком свеж и отглажен для человека, только что сошедшего с поезда, и как-то напоказ, слишком шикарно и броско одет во что-то светлое и длинное, с мягкими складками. Он был как минимум лет на десять старше самого Женьки, но это не мешало ему по-мальчишески задорно смеяться, закидывая голову и играя озорными ямочками на щеках.
Женька едва удержался от того, чтобы раздосадовано не плюнуть на чистенькую привокзальную плитку и уже совсем было собрался вернуться к Зверю, как Перелыгин, на мгновение оторвавшись от собеседника, взглянул прямо Женьке в глаза и нетерпеливо взмахнул рукой, подзывая. Делать было нечего, и Женька, не торопясь поплелся к этой что-то живо обсуждавшей парочке.
- И ты, конечно, не удержался, - в донесшемся до Женькиных ушей голосе Перелыгина было столько интимной снисходительности, что ему стало не по себе. Так разговаривают только с самыми близкими друзьями или очень любимыми, балованными женщинами, прощая им если не все, то очень, очень многое.
- За кого ты меня принимаешь, moncher? – приезжий картинно изогнул бровь и, рассмеявшись, добавил. - Мальчишка был так хорош, что там и святой бы не устоял. И знаешь…
Женька споткнулся на ровном месте и успел заметить, как Перелыгин предостерегающе сжал рукав светлого, даже на вид мягкого, пальто, и хлыщ резко замолчал.
- Мой водитель, - небрежно, как показалось Женьке, произнес Перелыгин, наклоняясь и берясь за ручку одного из баулов, который, к счастью, легко покатился на невидимых колесиках. – Евгений, ты не мог бы, - рассеянно проговорил он, неопределенно кивая в сторону баулов, и Женька, скрепя сердце, подхватил два оставшихся. Приезжий, даже не повернув к Женьке головы, и нисколько не беспокоясь о судьбе оставшегося багажа, подхватил Перелыгина под руку и со смехом произнес:
- Ну, хвались, слышал, ты себе новую игрушку купил?
«Сам ты…», - едва сдержался Женька, волоча сзади чужие баулы и смертельно обижаясь за Зверя. По крайней мере, ему казалось, что только за Зверя. За прошедший неполный месяц Женька видел Перелыгина разным и с самыми разными людьми, но вот сейчас с этим хлыщом под руку шел какой-то совсем другой Перелыгин. Он в одночасье стал таким же далеким и недоступным, как Зверь. Существом из другого, неизвестного мира, вход в который таким пацанам, как Женька, был заказан. И почему-то ужасно бесил тот факт, что там, за прозрачной и крепчайшей стеной, он оказался вместе с этим надменным красавчиком, напрочь забыв о личном водителе.
Женька отвез их на городскую квартиру Перелыгина, молча стерпел все такое же рассеянное перелыгинское:
- Сегодня можешь быть свободен, Евгений. Завтра - как обычно.
Помог внести баулы в огромный лифт Перелыгинской высотки и лишь напоследок немного психанул, услышав за спиной:
- Ну что, Сашка, гульнем, как встарь? Надеюсь, ты еще помнишь, какие мне нравятся?
И ответ Перелыгина, прилетевший из-за почти закрывшихся дверей:
- Блядун ты, Митька, и не меняешься.
«По бабам поедут», - сделал логичный, как ему казалось, вывод Женька.
Он провел тоскливый, совсем как встарь, вечер перед телеком, без удовольствия высосал полторашку пива и с горя завалился спать чуть ли не в девять вечера. И спал тяжело и беспокойно, отмахиваясь от дурацких снов, в которых то и дело мелькали голые женские ляжки и слышался издевательский перелыгинский смех.
А утром Перелыгин, как ни в чем не бывало, вышел из своего подъезда и был таким же, как всегда, собранным, подтянутым и приветливым. Женька уже привычно ухмыльнулся в ответ на «доброе утро, Евгений» и потихоньку двинулся в сторону главной городской магистрали. Перелыгин как обычно устроился сзади и вовсю шуршал бумагами, и сколько ни всматривался Женька в зеркало, стараясь найти на его лице следы вчерашнего загула, видел лишь привычные гладковыбритые щеки и твердую складку губ.
- Евгений, - не отрываясь от бумаг, внезапно произнес Перелыгин, - будь добр хотя бы время от времени смотреть на дорогу, ты во мне скоро дыру просверлишь.
Женька поспешно отвел глаза и уставился на светофор, перед которым притормозил пару секунд назад.
- Извините, - пробурчал он, чувствуя, как загораются уши.
Перелыгин сзади вздохнул и перестал шелестеть бумагами:
- Ты как ревнивая жена, Евгений, - фыркнул он. Внутри у Женьки что-то екнуло, и он, не удержавшись, снова взглянул в зеркало. Перелыгин сидел, вольно откинувшись на спинку сиденья и перехватив его взгляд, улыбнулся. – Это просто очень старый друг, еще с институтских времен, - глядя прямо в глаза Женькиному отражению, произнес он. - Сейчас работает за границей, вот специально заехал повидаться. Он, конечно, понахватался всякого и немного отличается от тех, с кем ты привык общаться… - Перелыгин на мгновение запнулся, а когда заговорил снова, голос его стал немного холоднее, будто подернулся тонким, хрустким ноябрьским ледком. – Он мой друг, Евгений, уж какой есть.
Перелыгин замолчал, и в воздухе повисло непрозвучавшее «Нравится тебе это, или нет».
Всю оставшуюся дорогу до Бюро Женька тщательно соблюдал дистанцию и скоростной режим. Внутри у него громыхал фейерверк такой силы, что временами заглушал все посторонние звуки. Перелыгин впервые заговорил с ним как с равным, да черт возьми, он объяснялся, чуть ли не оправдывался! Женька подумал и уже в который раз немного сбавил скорость. Не хватало еще, чтобы Зверь пострадал из-за его, Женькиных, непростых отношений с Перелыгиным.
Все полетело в тартарары на следующий же день.
Во-первых, всю ночь шел снег, густо и не торопясь засыпая осеннюю грязь. В связи с чем на дорогах творился просто ад кромешный, именуемый в народе как небезызвестный «день жестянщика». Женька недолго радовался, что его стараниями Зверь вот уже неделю щеголяет новенькой зимней резиной. Весь день он ездил с опаской, матеря про себя безголовых водил, не озаботившихся своевременным визитом в шиномонтаж. Женька и положил бы на благополучие их тачек, но они могли зацепить Зверя, а вот этого невозможно было допустить даже в мыслях. Проезжая мимо очередной аварии, он страстно мечтал только об одном: чтобы сегодня Перелыгин свернул свои дела пусть не пораньше, так хотя бы вовремя, без задержек. И когда тот, будто подслушав его мысли, непривычно рано вышел из Бюро и, усевшись как обычно впереди, скомандовал «домой», Женька радостно встрепенулся и, не торопясь, поехал наизусть выученным маршрутом. Зверь, бесспорно, отличная машина, но береженого, как известно, бог бережет.
Они как раз обсуждали последнее заявление Громова о том, что Московская область «вышла из заявки» на проведение у себя Чемпионата мира восемнадцатого года, дружно сойдясь на том, что Громов не дурак и умеет считать деньги, как у Перелыгина зазвонил телефон. В этом не было ничего необычного, телефон Перелыгина редко давал ему передышку больше, чем на четверть часа. И Женька сосредоточился на дороге, пока Перелыгин, молча, слушал о чем-то квакающую в тишине салона трубку.
- Ты с ума сошел, - неожиданно мрачно произнес Перелыгин. – Только через мой труп.
Трубка издала несколько требовательных трелей и выжидающе умолкла. – Хрен с тобой, через пятнадцать минут! – неожиданно рявкнул Перелыгин и, не дослушав собеседника, нажал отбой.
Женька с сожалением стал притормаживать. Программа на вечер явно менялась. Он вопросительно взглянул на Перелыгина и увидел, что тот в замешательстве трет переносицу, явно не зная, что сказать.
- Куда едем? – ободряюще улыбнувшись, спросил Женька. Перелыгин как-то странно взглянул на него, постукивая зажатым в ладони телефоном по колену:
- Тут недалеко, - наконец произнес он. – На светофоре свернешь направо, дальше я покажу.
Они недолго петляли слабо освещенными переулками и скоро оказались в центре, в старой части города. Перелыгин, молчаливый и напряженный, лишь изредка ронял «прямо, за фонарем - в арку» и озабоченно хмурился.
Наконец они оказались на тихой улочке, с аккуратными отреставрированными особнячками, вылизанными тротуарами и парковкой, чинно уставленной такими машинами, при одном взгляде на которые Женька был вынужден признать их достойной компанией для Зверя. Едва они припарковались, как Перелыгин вышел и, прежде чем захлопнуть за собой дверь, бросил Женьке:
- Я не надолго.
Женька кивнул и отстегнулся. Снег почти перестал, и он решил немного размяться, а заодно и оглядеться. Он был уверен, что неплохо знает город, но сюда заехал впервые. Райончик явно был не из дешевых, и, судя по всему, в старинных особняках вполне себе благополучно жили, и жили неплохо. Редкие прохожие чинно выгуливали собачек, везли детей в колясках. За кованой оградой, на отлично освещенной детской площадке, несколько пацанов лет шестнадцати лениво перебрасывались снежками и ржали на весь двор, как потерпевшие.
Идиллия была разрушена в одночасье. Тяжелая дверь подъезда подозрительно легко распахнулась и на непритоптанный снег вывалилась пьяно орущая, хихикающая, пританцовывающая и решительно ни на кого не обращающая внимания компания. Вначале обалдевшему Женьке показалось, что их как-то слишком много и что девицы какие-то странные, то ли укуренные, то ли ужратые в драбадан. Но, проморгавшись, он понял, что, во-первых, их всего-то четверо, а во-вторых, в развеселой компании нет ни одной девицы. Зато есть сдержанно матерящийся Перелыгин, едва ли не за шкирку бесцеремонно тащивший давешнего заезжего хлыща и есть два молодых пацана, вертлявых и одетых более чем нестандартно. Их-то он и принял поначалу за девиц. Пацаны, один - в узких кожаных брючках и маечке, открывавшей живот, в котором что-то подозрительно блестело, второй – в не менее узких шортиках и высоченных ботинках со шнуровкой, настолько выбивались из Женькиного представления о том, как должен одеваться нормальный мужик, что он стоял, едва не открыв рот и глядя на это веселящееся непотребство без единой мысли в разом опустевшей голове.
В себя его привел резкий свист, и ехидный мальчишеский голос, произнесший:
- Гляди-ка, Олдсик, пидоры!
- Это Владик из пятой, - снисходительно пояснил второй голос. – Второй день квасит. Папика подцепил и отрывается. Смотри-ка, дружка приволок, никак групповушка намечается? В прошлый раз они так зажигали – никакая звукоизоляция не спасала, пыль до небес стояла.
Веселящаяся компания чихать хотела на окружающих, медленно продвигаясь в сторону Женьки и продолжая бурно резвиться. Откуда-то появилась бутылка шампанского, которую немедля пустили по кругу, заливая снег и друг друга белой праздничной пеной. Увлеченная шампанским, компания остановилась достаточно близко, чтобы Женька имел сомнительное удовольствие пронаблюдать, как парень в брючках, оторвавшись от бутылки, икнул и, как в плохом анекдоте, пьяно растягивая гласные, проныл, обращаясь к Перелыгину:
- Котик, не ломай кайф, расслабься. Смотри, какого я тебе мальчика припас.
- Санька, - заржал перелыгинский хлыщ, покачиваясь и цепляясь за его плечо. – Перестань ругаться! Ты слышал, коо-отик, котик же! – он менторски поднял палец. – Котики, да будет тебе известно, не ругаются. Они… - он покачнулся и был подхвачен Перелыгиным, - они л-ласковые и люююбят хорошеньких мальчиков! – хлыщ с облегчением закончил фразу и обмяк в перелыгинских объятиях.
- Ну так что, мальчики, - между тем деловито спросили «шортики», - продолжим вчетвером? О, да, ты на тачке! - взвизгнул он на весь двор, внезапно обернувшись в сторону застывшего рядом со Зверем Женьки. – Кататься! Всем кататься!
- Так, - с тихим бешенством оборвал его Перелыгин. – Заткнулись и пошли на хуй! Оба! Немедленно!
Он в два яростных прыжка оказался возле машины и буквально втолкнул на заднее сиденье вяло сопротивляющегося хлыща, затем обернулся и, бешено сверкнув глазами в сторону столбом застывшего посреди всего этого непотребства Женьки, прошипел:
- Что застыл? Хочешь к ним присоединиться?!
Женька отмер и кинулся за руль.
Он не помнил, как разворачивался на узкой улочке и каким образом сам, без подсказок, нашел дорогу обратно. До боли сжимая руль Зверя, он невидяще глядел перед собой, проскакивая дворы и переулки. Сзади копошился и что-то невнятно бормотал перелыгинский приятель и время от времени раздраженно шипел Перелыгин. Женька, забыв про безопасность и прочую ерунду, что так волновала его еще пару часов назад, резко притормозил напротив перелыгинского дома и мертвым голосом сообщил:
- Приехали.
Сзади снова завозился хлыщ, неожиданно резво сунулся вперед между сиденьями и на удивление трезвым голосом скучно произнес, обдавая Женьку сложносочиненным сочетанием алкоголя:
- Так, ну все ясно. Хороший выбор, Санек, одобрям-с. И где ты только их находишь? Таких ладненьких? Брови-то, брови как сдвигает, ты только глянь на него!
- По-моему, кто-то нарывается, - проскрежетал сзади Перелыгин, и хлыщ, ехидно заржав, распахнул дверь, приговаривая:
- Сам, сам, и не надо меня пихать. Я все понял! – он на удивление проворно полез из машины. – Целочки требуют особого отношения, ведь так, Санька? – донеслось до Женьки и тут Перелыгин, хвала небесам, что есть силы шваркнул дверью, и в салоне ненадолго воцарилась тишина. Женька сидел, все так же сжимая в ладонях руль и глядя прямо перед собой. Хотелось заорать, кого-нибудь убить, напиться до беспамятства и все забыть. Сделать хоть что-нибудь, только бы отключиться, не думать и не принимать решений.
На него пахнуло свежим, морозным воздухом и он с усилием повернул голову. Перелыгин смотрел на него взглядом бесконечно усталого человека, с пониманием и сочувствием. Внезапно Женьке почудилось, что сейчас он улыбнется и скажет что-то типа:
«Забей, Женек, все фигня. Ну, вот такой у меня дружбан, но к нам-то с тобой это не имеет никакого отношения, сечешь?» Видно, что-то такое мелькнуло на его лице, отблеск неясной надежды, потому что Перелыгин сморщился, будто хлебнул кислого, и, четко проговаривая слова и глядя прямо в Женькины глаза, произнес:
- Мы те, кто мы есть, Женька. И ни оправдываться, ни просить прощения я не собираюсь.
продолжение в комментариях
@темы: Исполнение, WinterStoryfest, Текст
-
-
28.12.2014 в 00:13Это правильный подход. Самоуверенность лучше, чем неконструктивные рефлексии и мозгоебство. *сказал Корней-рефлексант*
Вдобавок здоровая простата все-таки приятнее в действии, чем подмороженная. *ржет*
-
-
28.12.2014 в 03:08-
-
28.12.2014 в 05:26-
-
28.12.2014 в 18:01-
-
28.12.2014 в 18:49-
-
28.12.2014 в 20:02-
-
28.12.2014 в 20:54-
-
28.12.2014 в 21:51-
-
28.12.2014 в 22:14Надеюсь в вашем представлении у героев и дальше всё хорошо)
-
-
28.12.2014 в 22:23-
-
28.12.2014 в 22:31-
-
28.12.2014 в 23:44-
-
29.12.2014 в 00:04-
-
29.12.2014 в 01:07-
-
29.12.2014 в 07:25вопрос
-
-
29.12.2014 в 08:25-
-
29.12.2014 в 08:43-
-
29.12.2014 в 18:08От Вас, настоящих писателей, ! так редко и потому так ценно заполучить новую историю.
Не считаю Вашу повесть сказкой.
В рамках "нашего любимого жанра"), Вы один из самых обстоятельных, логически и психологически точных авторов.
Каждый поступок Ваших героев, их реакции и эмоции так просто и, вместе с тем, тонко переданы, что сомнений в их возможности никаких.
(особенно Перелыгин, его признание перед Женькой и дальнейшая тактика невмешательства - здорово! Что б он Сам, сам всё сам))
Ну, и очень в правильном месте такой Конец. Во время поставить точку - эт вам не хухры-мухры, это признак мастера.
Пусть 15й год будет щедр к Вам на вдохновение нам на радость!))
-
-
29.12.2014 в 20:35Спасибо большое!
-
-
29.12.2014 в 20:35-
-
29.12.2014 в 22:34МамаЛена, рада, что понравилось читать дальше
Полина-поля,
Cattea, видит бог, я старалась) рада, что удалось)
Кана Го, akine, всегда пожалуйста) спасибо вам
Надеюсь в вашем представлении у героев и дальше всё хорошо)
Hitomi_Koro, там будет по-всякому) надеюсь, мы еще встретимся с ними
Zabu, jujok39,
А уж как представлю, как Перелыгин его ждал в свой праздник и, наконец, дождался.
Svanilda, по-моему, ему куда тяжелее пришлось, чем Женьке. Сидеть и ждать всегда мучительно, особенно, когда и уверенности-то особой нет, что дождешься. Здорово, что вам понравился Зверь, потому как мне с ним тяжело пришлось) они с Перелыгиным вообще непростые ребята для меня
zara zorina, irimel, очень приятно, что история пришлась по душе, спасибо вам)
thewhiteowl, большое спасибо за поздравление и пожелания) читать дальше
mamik45,
munta, и вас тоже в Наступающим)
Не считаю Вашу повесть сказкой.
Dracho, я написала "сказка", поскольку эта история не более чем плод моего воображения и совсем не соотносится с реальной жизнью и реальными подобного рода отношениями. Впрочем, как и все остальные мои истории) не думаю, что в жизни есть место чему-то подобному) конечно, я пытаюсь их как-то приблизить к реалу, но это не более чем антураж. Я никогда не рискнула бы настаивать, что описанные мной отношения или люди возможны в реальной жизни, как бы мне этого не хотелось, увы.
Во время поставить точку - эт вам не хухры-мухры, это признак мастера.
кстати сказать, точка поставлена только в этой конкретной истории) но я очень, очень надеюсь на продолжение)
Спасибо вам за кучу комплиментов в мой адрес и за отзыв)
Marina-Italy, редко, да
Гость, и вас с Наступающим) рада, что понравилась сказка)
-
-
29.12.2014 в 22:35-
-
30.12.2014 в 00:08И очень хочется продолжения... Или комментариев от Перелыгина...
И эх, наглею на глазах. Это потому что очень понравилось)
Спасибо!!!
-
-
30.12.2014 в 11:21Спасибо за хорошую историю!
А где можно почитать ещё ваши тексты?
-
-
01.01.2015 в 04:10До него наконец-то дошло, что время вышло, и надо, наконец, вытаскивать голову из задницы и честно спросить себя, а стоит ли проходить эти пресловутые пятнадцать метров и нужно ли ему, Женьке, все то, что случится после, и насколько он, Женька, будет, прости господи, счастлив от того, что случится.
Но в отличие от героини фильма, Женьку еще не засосал быт и обязательства. Можно хоть в фике помечатать о ХЭ. ))
Спасибо
-
-
01.01.2015 в 10:17keshk@, спасибо вам)
Dear_L, я рада, что понравилось и
хотите Перелыгинакомментов от Перелыгина вы не первая) так что хочу я или не хочу, а учитывать этот факт придется)И эх, наглею на глазах. Это потому что очень понравилось)
позвольте считать это комплиментом) что может быть приятнее, когда читателю "не хватило" и он кричит "еще"?)))
samar65, вы смотрите в корень)
как они будут выстраивать отношения, являясь начальником и подчиненным. Да и образование... И уровень жизни и понятия.
положим, связка начальник/подчиненный еще не самое страшное, но вот остальное... мы здесь уже говорили на тему будущего. И сомнения о том, что смогут ли они быть вместе тоже звучали. И это логично. Они действительно совсем разные. И не надо так уж сильно обольщаться тем фактом, что Женька "прозрел" и воспылал к "пидорам" горячей любовью. Чего нет, того нет. Женьке нужен Перелыгин, и он пока еще не отдает себе отчета в том, что если он хочет быть рядом, то меняться придется очень сильно. И самому, и свой образ жизни. Вопрос: сможет ли? Я не знаю. Мне кажется, это будет долгая и непростая история. Спасибо вам за коммент) Всегда приятно прочитать "мысли в слух" своих читателей))
читать дальше
BlueberryS, к сожалению, я так и не удосужилась посмотреть "Три тополя на Плющихе", но в чем там суть мне все-таки известно)
Но в отличие от героини фильма, Женьку еще не засосал быт и обязательства
и это тоже. А еще он совсем молодой, а значит способен на порыв. Он пока не рассудочен, молодость в этом смысле великое дело)) сначала делаем, потом думаем) Я уже говорила выше: Женька, несмотря на все свои многочисленные думы и метания, очень слабо представляет, что его ждет впереди. Но он молод, а значит гибок, он не дурак и способен учиться, он очень хочет Перелыгина. И опираясь на все эти факты, я надеюсь, что мы все же увидим настоящий ХЭ. Когда-нибудь))
Спасибо, и с Новым годом вас) *поглядела на время коммента*
-
-
01.01.2015 в 19:43-
-
02.01.2015 в 13:27nikitoss., загляну обязательно, спасибо!
Офф. удачно, что у вас есть профиль на ФБ, но там так мало... Будете туда остальное выкладывать или надо по дневам искать? Там очень удобно следить и читать.
-
-
02.01.2015 в 14:30Читалось и хотелось еще, и когда вынужденно прерывалась, очень хотелось вернуться))) С удовольствием бы проследила за тем, что у них будет дальше, если будет, конечно) Очень понравился момент, где рассказывается о тайном желании, почти страсти Женьки иметь рядом отца, мужчину, на которого мог бы равняться, чье одобрение могло бы стимулировать. Перелыгин, конечно, шикарный дядька
Немного царапнула сцена с пацанами в странных одежках, именно из-за их одежек. Показалось немного клишировано, что мол если пидор, то похож на попугая, хотя, откровенно говоря, такие "прикиды" достаточная редкость, если конечно чел не на курорте отрывается))) Но, собственно, мне это ничего не испортило, а сцена, когда одетый в кустюм "пацан что-то оживленно задвигает Перелыгину, время от времени нерешительно притрагиваясь к рукаву его пальто, якобы для того, чтобы стряхнуть с него редкие снежинки начинающегося снегопада. " растрогала, потому что в этой краткой фразе увиделся "шортики" как личность, со своими переживаниями, живой пацан
Короче, СПАСИБО!!!!
Два вечера провела с твоими героями, и это было круто!
Пойду поищу, что у тебя еще почитать))
-
-
03.01.2015 в 02:05таки да, но это еще и глаза кота из Шрека)))