Вместе или порознь?

[festoriginal]

Заявка №28
Автор: Алеон
Название: Вместе или порознь?
Бета: нет
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: экшен, ангст, дарк, юст, фэнтези
Предупреждения: местами в наличии кровавые сцены




Наст сухо скрипел, сминаемый осторожными шагами. Сквозь белую пелену снегопада медленно приближались два темных силуэта. Время от времени они замирали на месте, настороженно оглядываясь вокруг. Иногда долго смотрели себе под ноги, не сходя с места. Иногда чего-то ждали, долго и терпеливо, неподвижно. Что-бы в какой-то точно отмерянный миг двинуться дальше.
Шаг за шагом они приближались к границе земель погибшего замка. Густеющий снег милосердно скрывал откровенную черноту пепелищ и землю, погибшую от пролитой крови, но он был не в силах остановить двух мужчин, неотступно продвигающихся к им одним ведомой цели.
Студеный ветер бился о землю, унося последние крохи тепла. Он пытался сорвать тяжелый меховой плащ с плеч мужчины постарше, пролезть под плотную куртку юноши. Кололся об пепельную щетину волос одного и трепал русые пряди другого. Гладил обветренные, уставшие лица.

- Мы остановимся здесь, - глухо обронил Старший.
Парень молча оглядел ровное, заснеженное место, без малейших признаков укрытия. Не рассчитывать же всерьез на скульптуры, стоящие неподалеку на невысоком мраморном постаменте. Впрочем, возражений не последовало бы в любом случае.

От мужчины не укрылся осмотр и он счел нужным пояснить:
- Теперь самое опасное место здесь – это замок. Соваться туда ночью опасно даже для меня, а с новичком вроде тебя - так и вовсе смертельная глупость.
Юноша кивнул, молча принимая объяснение. Он принялся за обустройство стоянки, иногда поглядывая на мужчину. Тот продолжал стоять на месте, не сводя глаз с темнеющей, теряющей очертания громады замка, не в силах оторваться от такой близкой цели.
В сиреневых густеющих сумерках, на притоптанном пятачке снега, на изломанных ветках плясали оранжевые языки пламени. У огня, на ветках лапника лежал парень. Прикрыв глаза, он смотрел, как мерцает жар в прогоревших дровах, и слушал. Каждый скрип, каждый шорох слушал. Как Старший стоит, погруженный в свои мысли. Как по-тихому собирает снаряжение, готовя его на завтра. Как по кругу обходит стоянку, бормоча слова оберегов.
А потом долго сидит у костра, снова где-то не здесь и не сейчас.
Юноша знает где и с кем, но это уже давно не задевает. Может кому-то этого будет мало, ему – в самый раз. Всё, что у него есть – быть рядом. Всё, что будет – пустота, горечь и память. Но право, это равнозначная цена, ничего за ничто.
Усталость настойчиво смыкает веки. И так же настойчиво он борется со сном. Наконец, когда ветки прогорают и еле тлеют малиновых всполохами, Старший аккуратно ложиться рядом, тщательно укрывая обоих мехом. Морозный холод тут же сменяется жаром близкого тела, теплом во сто крат мучительнее самых лютых морозов. Но ноющим мышцам плевать, они с благодарностью расслабляются, поневоле увлекая своего хозяина с собой в сон.

Утром юноша привычно проснулся один. Мысли о том, как бы могло быть по другому сегодня милосердно не беспокоят. Всё привычно, обыденно и безнадёжно. Они всё ещё гонятся за призраками. Очень давно и излишне упорно. Хотя, не ему судить. Своего «призрака» он так и не отпустил.
С чувством легкого сожаления, что нельзя полежать подольше, насладиться теплом, он встает, начиная новый день. Вполне вероятно последний день. Сегодня они войдут в замок и выйдут ли оттуда, то ведомо одним богам. Морэ так точно должен быть в курсе.
Передвигаясь по стоянке юноша споро собирает вещи, откапывая их из-под белого, пушистого покрова, разводит огонь, пустив в дело оставшийся запас веток, ставит в костер котелок, перед этим плотно набив его снегом да заправив горстью ягод.
Его движения полны прорывающейся энергии, он почти танцует. Молодое тело ликует, наслаждаясь жизнью, слаженностью движений, упругость и гибкостью, ловкостью с которой оно двигается. Оно не может не радоваться тому, что еще живо, ещё согревается горячей кровью, а сердце, не смотря ни на что, ещё чувствует.
- Нам пора, - голос раздается неожиданно.
Юноша мысленно чертыхнулся. Столько дней бок о бок, а он никак не привыкнет к тому, насколько бесшумно, почти бесплотно, он может появляться или пропадать. Вот, ты смотришь ему, уходящему, в спину, а вот, неосторожно сморгнув, видишь пустую дорогу. Или поляну. Или поле.
Снова приходится отмахиваться от мыслей, загоняя их далеко в глубины памяти. Ничего не изменишь от того, что снова и снова будешь перебирать то, с чего всё началось.
- Я ейдер заварил, будешь?
Старший хмурится, поджимая губы:
- У нас нет времени. Совсем. Сегодня Хомменэй, самый короткий день в году. Полдня света – это всё что у нас есть.
- А потом?
- Потом будет поздно, потом нам не поможет ничто, ни самые пламенные молитвы, ни самые могущественные чары. Зло просыпается в этот день, могущественное зло, – Старший умолк. Его пальцы неосознанно, едва касаясь, скользят по зеркальной глади сигля.
- Тогда почему мы премся в этот проклятый замок именно сейчас?! - Юноше с трудом удается скрыть отчаяние, и почти удается - гнев. Он боится показать первое и рад наличию второго.
- Потому, что место зла во тьме. И может быть, при свете дня, у нас появится шанс отобрать у него добычу.
Парню больше нечего сказать, нечем убеждать. Он знает - Старший ни за что не откажется от возможности вытащить своего ми’ковэ, если есть хоть самый призрачный шанс. А он никогда не откажется от времени, которое можно провести рядом.
Они быстро собираются, без сожаления оставляя вещи, которые завтра могут уже не понадобится. Если повезет - чем боги не шутят - за остальным можно будет вернуться, а пока они берут только оружие. Сигль Старшего уютно покоится в ножнах, закрепленных на спине. Его рукоять зорко, предупреждающе выглядывает из-за левого плеча. Парные кама парня ложатся в ножны на поясе. Лук, с перетянутой наново тетивой, и колчан занимают место за спиной. До поры. Поверх кожаных, по локти, краг шнуруются наручи.
С этим возникают трудности и ведущий подходит помочь, замечая всё и не дожидаясь просьбы. Как всегда. Как раньше. Они молча стоят лицом к лицу. Теплое дыхание обманчиво согревает лицо. Ловкие пальцы сноровисто мелькают, продевая и затягивая шнурки. А парень стоит, опустив глаза. Ему вдруг становится очень страшно их поднять. Закончив, мужчина остается стоять рядом, по-прежнему невыносимо близко. Вдруг его теплые, без задубевших перчаток, руки ложатся на плечи, легко стискивая их. От неожиданности юноша дергается, поднимает ставшим серьезным взгляд и некоторое время рассматривает ошеломляюще-близкие серые глаза, цвета неба перед грозой, окруженные сеточкой тонких морщин.
- Ты же знаешь, что можешь не идти?
- А ты? Ты можешь?
- Я – нет.
В ответ беспомощно:
- И я, я тоже нет.

Они уходили прочь, след в след, держа прямой путь к замку, оставив свои нехитрые пожитки завернутыми в шкуру, так славно выручавшую их ночами, под незрячими взглядами мраморных статуй.
Некоторое время шли молча. Тишину, как ни странно, нарушил Старший:
- Я могу понять почему ты идешь со мной, но у меня никак не получается понять – ради чего? Ради чего ты собираешься погибнуть?
Помолчав, парень ответил:
- Ради возможности спокойно спать.
Старший аж запнулся на секунду:
- Ты себя-то слышишь? Тебе вот-вот могут снести голову, а ты беспокоишься о бессоннице.
На этот раз юноша молчал дольше:
- Я не мог отпустить тебя одного. Я бы сошел с ума. Не выдержал. - И добавил дрогнувшим голосом: - Всё равно лучше здесь, с тобой. Даже так.
- Всё равно не понимаю, - его голос звучал напряженно, словно сейчас, вот здесь на краю земли и всего живого, ему становиться очень важным – понять.
- У тебя есть цель. Есть то, что не дает покоя, гонит вперед, требует всех твоих сил и крови, требует сдохнуть, но сделать. Моя цель - чтобы у тебя все получилось.
Юноша говорил спокойно, твердо, без тени сомнения в своем выборе. Это неожиданно успокаивает его спутник. Он почти забыл, как это – чувствовать такую веру в себя, и да, ему становиться легче.
Разговор угас. Каждый сказал, что думал, что хотел, от чего отступать не собирался. Они подходили всё ближе и ближе к замку, влекомые разными причинами, но одной целью.
Здесь, на склонах холма на котором стоял замок, следы несчастья постигшего его проступали всё более мерзко и уродливо, но самым отвратительным была печать зла, смерти и запекшейся крови довлеющая надо всем. Даже воздух, казалось утратил всю свою свежесть и аромат, и мог только горчить гнетущей безысходностью. Напряжение, отступившее было под напором надежды о близком завершении многих и многих дней отчаяния, поисков, погони, снова заставляло кровь бежать быстрее, подстегивало возможностью расчета по всем счетам с врагом, до глотки которого оставалось маняще мало.
Вход в замок поразил своей нелепостью. Огромные двери, укрепленные крест-накрест мощными брусами, были выворочены могучим ударом и едва висели на смятых петлях. Причем их положение явственно указывало на то, что напали изнутри замка, а это было совершенно непостижимо. Мастера, там обитавшие, обладали таким уровнем ведения боя, что слава о них распространилась далеко за пределы этих земель. Мысль о том, кто же мог уничтожить таких бойцов, отозвалась ледяным ознобом в хребте. Широкий коридор, видневшийся за покосившимися дверьми, вызывал не меньшее недоумение. Он был абсолютно, целиком и полностью тих. Ни следов копоти, ни какого-либо разорения и грабежа. Знамена, доспехи, оружие – все цело и на своих местах. Кроме стражи. Её не было, как не было людей на многие стае вокруг. Эту бредовую картину дополнял слабо трепещущий в конце коридора свет факелов и неспешный гомон людей.
Не сговариваясь, мужчины потянулись за оружием. Старший вытянул из-за спины сигль, с тихим вздохом выскользнувший из уютных объятий. Младший снял лук и положил стрелу на тетиву. Бесшумно ступая, медленно, настороже, прислушиваясь и поглядывая вокруг, они двинулись вперед к приглашающе мерцавшему свету.
В зале, куда их вывел коридор, царила пустота, которую скрашивали лишь факелы, неровно чадящие на стенах. Гомон стихал по мере их приближения и смолк с прощальным вздохом, как только они вошли. Не останавливаясь, наискосок, они дошли до середины зала, направляясь к неприметной двери в углу, когда раздался высокий, полный боли стон. Звук шел отовсюду, бился между каменных стен. На последней хрипящей ноте прямо сквозь вытертый гранит пола начала проступать кровь. Она просачивалась каплями, соединялась в пятна, текла ручейками и собиралась в лужи. На плитах проступали ярко-алые контуры падших тел.
Юноша нервно сжал лук и заозирался, не зная куда целиться. Глаза зацепились за неестественно замершую фигуру Старшего, смотрящего на ярко-алый, маслянистый контур у своих ног. Он окликнул его, но тот по-прежнему стоял, застыв столбом.
Вокруг, из луж натекшей крови, ворочаясь и утробно ухая, поднимались грубо слепленные глыбы чудищ. Высокие, массивные, созданные грубо и небрежно, они подавляли одним своим существованием. По глянцевой глади пола, уже наполовину покрытого кровью, пробегала рябь. Казалось, прямо там, в его каменной толще, струится длинное, гибкое тело, порой показывая короткие лапы с длинными кинжалами когтей, и хищную морду, с незакрывающейся от многочисленных клыков пастью.

Это было последней каплей. В голове юноши воцарила спасительная тишина и действовать стало в разы проще. Он не взвешивал в силах ли справиться с подобным, не оценивал шансы выбраться отсюда, рефлексы шлифуемые тренировками прогибали тело, выводя из-под атаки, посылали стрелу в единственно верную точку, дабы поразить врага одним выстрелом, бросали кинжал прямо в глаз, что бы в следующий миг броском, в перекате, выдернуть его из глазницы падающего тела. Под монотонный, недобрый ропот, отчаянно отбиваясь от сильных, но медлительных чудищ и одной стремительной твари, младший пробился к мужчине и сбил его с ног. Тот упал в кровь, от которой не мог оторвать взгляд все это время. Недоуменно моргнул и подняв глаза, с постепенно таявшей в них багровой мутью, он поднял руку, отер лицо и с ужасом уставился на ярко-алую ладонь.
Звонкая оплеуха остановила зарождающуюся истерику.
- Ты не собираешься сегодня помахать своей зубочисткой, а? Нам бы сейчас дивно пригодился грамм зачарованного серебра, - тяжело дыша проговорил младший, изо всех сил работая камами.
Получать нравоучения от таскающегося за тобой не первый месяц юнца - кому ты все это время был опорой, оплотом, учителем, наставником, всем, чем только может быть взрослый мужчина для парня, только решившего повидать мир – для старшего это оказалось достаточно горькой пилюлей, чтобы начать действовать..
Рубясь парно, слажено, мужчины быстро пробились туда, куда направлялись изначально, войдя в зал.
Комната, что оказалась за той дверью в углу зала, была странной, как и всё, что здесь попадалось им на глаза. Окна не было, но и темно не было. Все стены, пол и даже потолок были покрыты непонятными, светящимися магией узорами и надписями.
Как только они смогли закрыть дверь на засов, юноша резко развернулся и из последних сил толкнул мужчину в грудь.
- Что это было, черт побери?!
Старший молча отвернулся. Желания исповедоваться не было совсем.
- Что это было, там в зале? Решил воспользоваться «любезным» предложением и одним махом покончить со все? А как же поиски, как же твой ми’ковэ?
После тяжелого мучительного молчания Старший еле протиснул сквозь сдавившее горло горе:
- Это был он.
- Кто - «он»?
- Та кровь у моих ног…это была его кровь. Он…он говорил со мной, звал к себе, рассказывал как любит. Проклинал.
- Как это возможно!?
- Магия крови – самая сильная, самая неукротимая и беспощадная магия. Скорее всего он погиб здесь, здесь и остался. Его плоть. Его кровь. И его душа.

Тишина на долгое-долгое время завладела комнатой и запертыми в ней людьми.
- Что делать будем? –спросил младший, когда молчание стало совсем невыносимым.
Мужчина подняв на него измученные глаза и сказал настолько твердо, насколько мог:
- Спасать шкуры друг друга, больше некого. Этого более чем достаточо для тебя и это всё, что оставили мне.